Джесс посмотрела на их раздвоенное отражение в темном окне: она перепачкавшаяся краской, растрепанная, склонившаяся, опершись руками о стол, и лицо Рафаэля над ее плечом, и его руки, сжимавшие ее грудь. Окно выходило на узенький двор, напротив светились окна весьма солидного здания.
Джесс подумала о людях, спрятавшихся за этими окнами, возможно, они сейчас следят за ней и Рафаэлем, и в душе Джесс поднялась волна упрямой непокорности. Джесс почувствовала, как под пальцами Рафаэля ее соски наливаются твердостью; она плотнее прижалась к любимому и почувствовала, как его смуглые руки спустились вниз по животу и скользнули между ее бедер.
- Я не хочу ждать, пока твоя мать отправится спать, - прошептала Джесс. - Я хочу тебя прямо сейчас. - Джесс расстегнула пуговицы джинсов, и они свободно спустились ей до колен. - Хочу, чтобы ты был во мне. Здесь.
- Но люди увидят.
- Ну и пусть.
Рафаэль часто задышал.
- Джессика, ты - сплошные сюрпризы.
Джесс услышала звук расстегиваемой молнии брюк, почувствовала, как колени Рафаэля слегка подтолкнули, заставляя раздвинуться ее ноги. Джесс никогда еще не испытывала такого возбуждения. Рафаэль вошел в нее жестко и энергично, одним сильным толчком, от которого у Джесс перехватило дыхание. Она лежала на столе, полураздавленная его весом, ощущая его в себе все глубже и сильнее. А в это время невидимые глаза, возможно, неотрывно наблюдают их прелюбодейство.
Джесс тоже наблюдала, видя отражение их тел в темном стекле, что одновременно и пугало, и возбуждало ее. Но по мере того как движения Рафаэля становились все неистовее, Джесс теряла способность что-либо видеть и оценивать вокруг. Когда Джесс очнулась, то обнаружила, что плачет. Но были ли это слезы любви, покорности или неистовства, Джесс сказать не могла.
- Мы, разумеется, должны пожениться, - сказал Рафаэль за завтраком. Тогда моя мать сможет уехать домой.
Первым чувством Джесс стал полнейший ужас. Она машинально намазала хлеб маслом и положила поверх него джем.
- Что с тобой? - потребовал ответа Рафаэль. - Ты не хочешь стать моей женой?
- Конечно же, хочу, - едва слышно пролепетала Джесс.
- Так в чем же дело? - На лице Рафаэля появились недоумение и обида.
- Думаю, что из меня вряд ли получится хорошая мексиканская жена. Во всяком случае, не такая, какая нужна тебе.
- А ты уверена, что знаешь, что мне нужно?
"Меня сожрут заживо, - в панике подумала Джесс. - С этим мне не справиться. Замужество мне совершенно ни к чему".
- У меня же своя работа... - робко заметила она.
- Ну разумеется. Я никогда не встану у тебя на пути.
"Преднамеренно - нет", - согласилась про себя Джесс На этом разговор по обоюдному согласию был отложен, но отношения между Джесс и Рафаэлем стали еще более неопределенными.
Джесс даже несколько обрадовалась, когда Рафаэль уехал на конгресс хирургов в Панаму, и решила было на время вернуться в Калифорнию.
Но вместо этого очутилась в автобусе, идущем в Сан-Мигель-де-Альенде городок, построенный на вершине центрального плато во время колониальных завоеваний.
- Прелестное местечко, - говорил об этом городке Рафаэль. - Рай для художников. Тебе там понравится.
Через пять часов езды Джесс вышла из автобуса и огляделась, испытывая странное чувство, что это место ей знакомо Отель, в котором поселилась Джесс, располагался на центральной площади города. Комнаты в номере были огромными и с высоченными потолками. А видавшие виды двери красного дерева были окованы железом. Как только солнце садилось за зубчатые вершины окружавших город гор, в комнатах становилось холодно.
На следующий же день после приезда Джесс прошла город из конца в конец и остановилась посмотреть на представление бродячей труппы индейцев, исполнявших медленный ритуальный танец.
Затем Джесс дошла до института языкознания, расположенного на дороге, ведущей в Селайю, и с возвышенности оглядела городок. Над головой Джесс раскинулось сияющее чистое небо, и Джесс поняла, что может созерцать это великолепие вечность.