ГЛАВА 19
Тьери де Унерс скатился в канаву за полем овса, которое он только что пересек. Сельские жители с деревянными граблями и мотыгами обшаривали поле, пытаясь отыскать его и Сенрена. Тьери выглянул из канавы и на фоне яркого неба увидел фигуры деревенских. При падении он сильно ударился, и теперь голова ныла.
Он растер больное место. Почувствовав под пальцами что-то теплое, Тьери поднес руку к глазам.
— Черт возьми, это кровь! Но где же Сенрен, из-за которого все это произошло? — почти шепотом проговорил он и стал ощупывать землю вокруг себя. Неожиданно Тьери услышал шипение и резко отдернул руку, это могла быть змея.
Охрипший голос окрикнул его:
— Тьери, это вы? Вы приземлились прямо на мою ногу, она под вами…
— Сенрен, вы с ума сошли! Они могут услышать вас!
Тьери прищурился и огляделся, пытаясь рассмотреть друга.
— Я совсем потерял разум, что согласился покинуть Винчестер и пойти вместе с вами! Как еще за ваши песни нам не раскололи черепа!
Тьери перевел дыхание.
— Вы, вероятно, забыли, что сейчас Рождество и не время для подобных песен! Вы с ума сошли, сомневаясь в ее чистоте, да еще в это время года!
Глаза Тъери привыкли к темноте, и он смог рассмотреть Сенрена, который уже освободил ногу и уперся в другой край канавы, почти на дюйм заполненной водой. Оба с ног до головы были покрыты грязью. Кое-как устроившись, Тьери снял сапог и обнаружил, что промок. Из его уст посыпались проклятия.
— Это была песня мятежников… неудивительно что неотесанные деревенские готовы уничтожить нас! И они, несомненно, это сделают, если обнаружат! — Он осмотрелся. — Хорошо еще, что канава глубокая и нас не видно… Тьери немного успокоился. Сенрен тихонько рассмеялся.
— Не волнуйтесь вы так, на рассвете мы уже будем далеко отсюда.
Молодой ученый внимательно посмотрел на жонглера.
— О чем вы думали, когда пели о деве Марии, которая осталась девственницей, даже родив ребенка? Что за чушь?
У Сенрена загорелись глаза, он усмехнулся.
— Все в жизни случается… Бог постарался.
— Не богохульствуйте! Думаю, больше не стоит петь таких песен, оставьте их при себе!
— Я думал это хорошая песня. К тому же не все люди на свете христиане, — криво усмехаясь, проговорил Сенрен.
Тьери де Унерс подполз поближе к нему и пристально посмотрел ему в глаза.
— Сенрен, вы действительно сумасшедший! Вы не понимаете, где и когда можно петь подобные песни! Когда вы заговорили с королем Генри на Рождестве, это было блестяще, смело, но на следующий день король дал приказ нас уничтожить! Сенрен, вы не понимаете, что деревенских слишком много, нам не справиться с ними. Они могут разорвать нас в клочья за ваши песни. Сенрен только пожал плечами.
— Вы слишком серьезно относитесь к жизни. И слишком много волнуетесь. Ведь нас никто не поймал, не так ли? Так чего же вы переживаете? — спокойно спросил он.
— Да, но когда обнаружат, будет поздно… Тьери снова заглянул в лицо жонглеру.
— Вы что, серьезно не хотите жить? Именно в этом ваша проблема, а не в сумасшествии… Или я не прав? — спросил Тьери.
Сенрен улыбнулся.
— Скажите, дорогой друг, почему людей так тянет к долговечности, к бессмертию? Что они находят в этом бессмертии, чтобы так бояться умереть? Я часто задаю себе вопрос — хотел бы я стать бессмертным, и отвечаю, что нет, не хотел бы. Не хотел бы, потому что тогда было бы неинтересно жить. Ты наверняка знал бы, что все происходящее будет повторяться, и не один раз. Разве не так?
— Сенрен… — Тьери попытался прервать своего друга.
Но молодой человек продолжил:
— Вы задали мне вопрос… Так вот, я понимаю ту опасность, которой подвергаюсь, но не откажусь от этого путешествия, а вам предлагаю оставить меня. Ни к чему вас подвергать ненужной опасности. В конце концов, вы не имеете никакого отношения к моим проблемам.
Тьери отрицательно закачал головой.
— Нет, никогда! Я пойду с вами до конца и не оставлю одного! Мы держим нашу жизнь в своих руках. Вы — сумасшедший, но я не знаю никого, за которым мог пойти с закрытыми глазми, только за вами! Я прекрасно знаю всю глубину вашей печали и не желаю еще сильнее заставлять вас горевать, — с пылом проговорил молодой ученый.
Печаль? — Сенрен повернул голову, и Тьери мог хорошо видеть его лицо в свете луны. Жонглер закрыл глаза и тихо проговорил: — Вы решили, что я переживаю из-за старой истории с Питером Абелардом?
В этот момент они услышали разговор деревенских, которые уже утомились и предлагали подключить к поискам собак. Затаив дыхание, друзья притаились. Один голос звучал громче остальных. Он приказывал кому-то сходить за собаками. Наконец голоса стали раздаваться все дальше от канавы и вскоре их едва можно было расслышать.
— Собаки!
Тьери беспокойно заерзал.
— Вы слышали? Они грозились привести собак, от них нам не спрятаться! Давайте попробуем перебраться подальше…
Он не знал, что предпринять. Но Сенрен успокаивающе похлопал его по колену.
— Не стоит суетиться, они специально заговорили о собаках… Заметьте, заговорили очень громко, рассчитывая на то, что мы услышим и покинем свое убежище. А как только мы выйдем на свет, они тут же поймают нас. У деревенских не может быть охотничьих собак, они не ходят на охоту. А дворняжки не умеют искать, они могут только охранять двор, так что не стоит беспокоиться и суетиться, переждем здесь. Деревенским коро наскучат безрезультатные поиски, и они уйдут. Действительно, вскоре голоса совсем пропали вдали — вероятно, их преследователи ушли на другое поле.
— Сенрен, неужели вам не страшно? — не выдержал Тьери.
— Я думаю об Уэльсе, думаю, как скоро мы доберемся до этой страны, — задумчиво проговорил жонглер.
Тьери дрожал от холода, нервного напряжения и голода. Он решил, что без сожаления променял бы свое бессмертие на какую угодно еду, лишь бы не ощущать чувство голода. Но другу Тьери сказал только, что промочил ноги, канава полна воды и если они останутся здесь, то могут замерзнуть насмерть. Сенрен молча пожал плечами, он был погружен в свои мысли.
— Тьери, — позвал он, — что касается песен… не такие уж они плохие, вся страна напевала их, подобно птицам, — сказал он на уэльском наречии.
Тьери уставился на него — грязного, замерзшего. В его взгляде Сенрен разглядел странную брезгливость.
— Я не говорю на этом варварском языке, — наконец проговорил он.
— Стыдно так говорить… искусство универсально, неважно на каком языке слагаются стихи и поются песни, важно, какие они, — усмехнулся Сенрен и прочитал несколько строк из уэльской поэмы. Строки были настолько мелодичны и красивы, что Тьери заслушался. Когда жонглер закончил, он с восхищением спросил:
— Матерь Божья, что это было?
— Это уэльская поэма, и она очень проигрывает, если перевести ее на нормандский. Что вы теперь скажете о «варварском языке»?
Ученый ничего не ответил, он нахмурился и некоторое время молчал. Наконец он заговорил:
— Вы обладаете необыкновенным чувством юмора, вам известны многие языки, вы можете в подлиннике читать Виргилия, Овидия, Горация. Зачем вам Уэльс? Вы здесь можете жить ни о чем не заботясь. Знатная леди до безумия любит вас… Не отрицайте, вы не хуже меня знаете это! Bы, отвергаете приглашение молодой леди Сакфорд приходить и читать ей Овидия. Ее муж достаточно стар, но безумно богат. И теперь мы среди зимы направляемся через всю Англию в Уэльс, направляемся из-за ваших сумасшедших мечтаний…
Сенрен сидел развалясь и ничего не отвечал, его глаза были прикрыты. Казалось, что он дремлет. Тьери понял, что он не хочет говорить на эту тему и бесполезно ждать от него ответа.
Де Унерс немного помолчал, наконец, не выдержал и спросил о Питере Абеларде.
Услышав имя Абеларда, Сенрен тут же открыл глаза и пристально посмотрел на Тьери. Тьери не отступал.
— Я знаю, что Абелард хотел сделать карьеру, но жена мешала ему. Фулберт, конечно, злился и, в конце концов, проклял его.