Эта богатейшая и влиятельнейшая семья в хороших отношениях со всеми знатными аристократами Англии. Если Росс и ведет бурную жизнь, то только из-за своего неуемного характера, а не из-за денежных затруднений.
– В таком случае, бабушка, – тихо проговорила Элизабет, – нам тем более надо избегать встреч с таким сумасбродным человеком.
В эту минуту вошел дворецкий.
– Раз леди Элизабет уже дома, могу я запереть входную дверь на замок и засов?
– Ах, да… Разумеется, – ответила хозяйка, слегка покраснев. – И, Петтифер…
Гарри Петтифер застыл в ожидании дальнейших распоряжений.
– Я хочу поговорить с вами перед вашим уходом на пенсию… – Эдвина пожелала внучке спокойной ночи и, когда дверь за Элизабет закрылась, села в кресло и посмотрела на высокого, представительного мужчину, стоявшего перед ней. – Вы согласны, что я все эти годы относилась к вам вполне справедливо? – выпалила она.
– Разумеется, мадам, – ответил дворецкий, поклонившись.
Эдвина пристально посмотрела на него – может, скажет что-нибудь еще? Но дворецкий молчал, глядя на нее ясными, спокойными глазами. Однако она заметила, как в глубине ярких синих глаз засветились веселые огоньки.
– Вы, кажется, решили, что трава в Суссексе более зеленая, чем здесь? – раздраженно спросила Эдвина.
– Уж не хотите ли вы спросить меня, принял ли я предложение миссис Пенни стать дворецким в ее доме в Брайтоне? Или что я дал согласие на такое же предложение от миссис Ди Вере или от леди Сейлисбери? – неожиданно спросил Петтифер.
– Вы прекрасно знаете, чего я хочу, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
Гарри уставился в пол и старательно изучал свои туфли. Затем поднял голову, и смело посмотрел в лицо своей разъяренной хозяйки.
– Я еще не дал ответа на предложения этих леди, но должен вам сказать, что не имею никакого желания изучать оттенки зеленой травы за пределами Лондона, – грустно сказал он.
– Это почему же? – Эдвина подозрительно посмотрела на Гарри. – Я и без вас знаю, что эти… леди предлагали вам более выгодные условия, чем я.
– Не в деньгах счастье, тем более что у меня есть кое-какие необходимые для жизни средства… И я не собираюсь расставаться с леди Элизабет… и с вами. Прошло столько лет с той поры, как я поступил на службу к Сэмпсонам.
Эдвина потянулась к серебряному блюду, взяла кусочек марципана и отправила его в рот. Вдруг она взяла блюдо со стола и протянула Гарри.
– Попробуйте, – предложила она. – Ну, берите смелее!
Гарри Петтифер подошел поближе и отломил кусочек марципана своими длинными аристократическими пальцами.
– Мне кажется, Петтифер, мы оба хотим, чтобы Лиззи была счастлива. Но она слишком горда, чтобы снова начать выезжать в свет.
– Вы правы: леди Элизабет действительно гордая, и мне кажется, она временами… тоскует, – ответил Гарри, тщательно подыскивая нужное слово.
– Да, она действительно тоскует…
– Я не сомневаюсь, что джентльмен, которого полюбит Элизабет, будет безмерно счастлив, что у него такая прекрасная жена.
– И прекрасная мать, – добавила Эдвина. Она разгладила складку на атласной юбке. – Было приятно снова встретиться с Трилоуни после его долгого отсутствия, вы не находите?
– Совершенно с вами согласен, мадам. Я всегда был расположен к мистеру Трилоуни, когда он приезжал в ваш дом. По-моему, виконт Стрэттон достойный молодой человек. – Очень мудрая мысль, Петтифер, я думаю точно так же. Итак, мы оба пришли к заключению, что моя внучка и виконт подходят друг другу и могли бы стать прекрасной парой. Но что нужно для этого сделать?
Войдя в ванную, Элизабет с удовольствием погрузилась в теплую душистую воду и, поддавшись настроению, дала волю воспоминаниям. Люди… события… разговоры…
Десять лет назад, когда стояло небывало жаркое лето, она, ее горячо любимый отец и его мать – бабушка Роу – приехали в Лондон. Бабушка Роу и бабушка Сэмпсон не выносили друг друга, и Эдвина Сэмпсон тут же уехала из столицы на все лето к сестре.
В том году, в мае, Элизабет исполнилось восемнадцать, и она была представлена ко двору. С этой минуты у нее начался самый волнующий, самый необыкновенный период в жизни.
Дочь маркиза, представителя одной из самых знатных и богатых династий страны, привлекала внимание молодых джентльменов, которые восторгались ее густыми пепельно-русыми волосами и голубыми глазами. Она обратила на себя внимание самых завидных женихов – одного герцога, двух графов и трех баронетов – и получила сразу девять предложений выйти замуж.
С тщеславием, присущим молоденьким девушкам, и высокомерием, привитым происхождением и воспитанием, леди Элизабет Роу слегка пококетничала с каждым поклонником, разбив с дюжину сердец, и уже через месяц после приезда в Лондон, несмотря на бдительность бабушки Роу, без памяти влюбилась.
Ее избранник настоял на том, чтобы сохранять их отношения в тайне, и, ослепленная первой любовью, самоуверенностью молодости и неопытностью, Элизабет с головой окунулась в волнующее романтическое приключение, не думая о том, что, когда все откроется, ее репутации будет нанесен непоправимый урон. Но что действительно было губительным в ее опрометчивом поступке, так это позор, павший на голову ее отца.
Элизабет устало прикрыла глаза и постаралась вспомнить лицо смуглого мужчины, который не был ее поклонником, но с которым она сталкивалась на приемах тем памятным летом.
На «периферии» большого света были свои, менее знатные повесы. Высокомерные и богатые, они легко расставались с деньгами, и об их расточительности ходили легенды. Они могли за вечер проиграть колоссальные суммы, заключать пари на сотни фунтов стерлингов по самому пустячному поводу. Проиграв наличные, могли поставить на серебряное ведерко со льдом или на свою испанскую любовницу.
Не дай бог выйти замуж за такого распутника, подумала Элизабет, наверняка жизнь тогда покажется адом. Неожиданно в ее воображении всплыл образ загадочного мужчины с грубоватой цыганской внешностью и длинными темно-каштановыми волосами, зеленовато-карими глазами. Его широкие плечи говорили о физической силе.
Она вспомнила, что, когда он смотрел на нее и ее друзей, его красивое грубоватое лицо оживлялось, будто он находил в этом что-то забавное. Но потом они стали видеться все реже. Говорили, что он пользуется большим успехом у женщин. В тех редких случаях, когда судьбе было угодно, чтобы они встретились, Элизабет казалось, что он слишком нагло рассматривает ее маленькую изящную фигурку…
Уже в пятнадцать лет она стала замечать, что мужчины заглядываются на нее, но слишком поздно поняла, что интерес мужчин может быть не только приятным, но и опасным, и ее благородное происхождение не дает гарантии, что к ней всегда будут относиться бережно и с уважением. Сегодня вечером она потому и была так непривычно взволнованна, что, когда их кареты поравнялись, взгляды ее и Росса неожиданно встретились. И, если признаться честно, она этого хотела…
Перебрав в памяти всех старых знакомых, Элизабет снова стала думать о виконте Сгрэттоне. Она даже не подозревала, что он и отъявленный негодяй Росс Трилоуни – одно и то же лицо. А уж о Россе досужие кумушки предпочитали говорить шепотом. Если бы она не оставила в свое время великосветскую жизнь, то их пути, кто знает, может, и пересеклись бы…
– Вы могли бы доверить это дело мне, милорд.
Росс едва заметно улыбнулся.
– Если и есть на свете человек, которому я доверю держать у моего горла острую бритву, то это вы, Хендерсон, – ответил он своему камердинеру, брея перед зеркалом свой смуглый квадратный подбородок. Ухмыльнувшись, он посмотрел на отражение другого мужчины.
Гай Маркхем высунулся из окна и смотрел вниз на улицу.
Росс мысленно перебрал в уме дела, которые нужно было закончить до отъезда в Кент. Передать несколько записок: Люк и Ребекка отправили его мать в Лондон погостить и теперь требовали, чтобы он подтвердил, что она доехала. Несколько его друзей тоже прибыли в столицу, чтобы лично поздравить с возведением в пэры Англии, – следовательно, надо отдать распоряжения о подготовке торжественного вечера. Младшая сестра Катерина написала, что не приедет в Лондон, так как еще не окрепла после рождения сына, но просит его стать крестным отцом своему маленькому племяннику. И что еще его очень беспокоило – это задержка с выплатой долга Эдвиной Сэмпсон, хотя две недели уже прошли.