- Чего только не ловила, - пропыхтела ведьма, хрустнула всеми суставами, делая большой шаг через провалившуюся ступень, и тяжело охнула.
Вывихнутая нога давно зажила, но Эрна стала такой старой, что всё-превсё делать больно.
И забывала теперь много. Надо звать, надо звать...
- Ть, ть, ть.
Она пошла к двери в винный погреб, ведя рукой по стене, по буфетам, покрытым растрескавшимся лаком, по рамам старинных портретов. Пальцы шершаво ползли по наглаженным в пыли дорожкам. Иногда Эрне казалось, что в доме залёг слой пыли толщиной несколько футов, что вообще весь дом от чердака до погреба заполнен пылью. Она начинала кашлять и ощупью выбиралась на крыльцо. Сидела там с полчаса. Потом становилось холодно. И немножко не так пыльно.
Раньше в доме прибирались. Много народа приходило к ведьме в заброшенное поместье. С кого она брала плату работой, с кого едой... А потом люди стали появляться на пороге всё реже и реже. Наверное, она становилась настолько уродливой, что даже ради того, чтобы навести порчу на соседа, жители окрестных деревень не решались прийти к ведьме. Ну и ладно. Лица своего Эрна не видела, а ела теперь совсем мало, старых запасов на сто лет хватит!
Ещё бы с кем поговорить было... Тот, к кому шла старуха, собеседником не был.
Наконец, её пальцы коснулись деревянной двери. Ведьма вытащила из кармана ключи, отперла замок. Повела рукой по толстой решётке, оказавшейся сразу за дверью. Её ладонь легла на крупные мягкие кудри.
- Зовёшь? - спросил запертый в погребе парень.
Эрна принялась громче повторять своё “ть”.
- Покажи ещё раз, - попросил пленник.
Из того же кармана, в котором лежали ключи, ведьма достала ограненный камень размером с фалангу большого пальца.
- Боишься, что завтра всё кончится?
Эрна кивнула, не переставая тькать.
- Не бойся.
Он помолчал, ведьма погладила его по голове.
- Если бы ты могла повернуть время вспять, стала бы заключать договор?
Пленник подождал ответа. Эрну вопрос очень обидел. Может, потому что она не могла поворачивать время вспять.
- Ты не спрашивала, что за камень, - сказал пленник, отстраняясь от её руки. - Это аметист.
- Какая разница?! - вспылила ведьма. - Я вот пойду и варенья поем!
- Сама говорила, что ложка уже по дну горшочка скребёт... Больше не останется. Мне кажется, ты и сама хочешь, чтобы он пришёл.
- Нет! Ть, ть, ть. - Она захлопнула дверь в погреб, поковыляла на кухню. - Ть, ть. Ть.
На ночь она доела варенье. Даже разбила горшок и вылизала черепки. Один, правда, закатился куда-то, Эрна так его и не нашарила. Эх, помни она, на что приманивать боль, поймала бы память дома о том, что он пыльный, поймала бы память горшочка о том, что он пустой... Боли-то у неё теперь хоть отбавляй.
Поднявшись на второй этаж, Эрна зашла в пятую спальню и легла на кровать.
- Ть, ть, ть, - повторяла она, пока не заснула.
***
“Ть” - сухое и шелестящее, как смятый под каблуком опавший листок. Весь сон такой, будто топчешь мёртвую листву. Она хрустит, хрустит надломленным старческим голосом, вдавливая звук в память.
Тод проснулся. Ещё не разлепив склеившихся белёсых ресниц, потянулся за пером. Проморгался, сгоняя с глаз пелену. Осталось вписать последний звук. Тод ощутил нетерпеливое предвкушение, туго сплетённое со страхом, и вывел аккуратное “ть”.
Едва он прочёл своё имя, как рука с пером ослабла, прочертила умирающую чернильную линию и безвольно свесилась с кровати... Листок таял в воздухе. Тод спал.
Он стоял одетый, в чужой, лишённой малейшего света гостиной. И это был не сон. По крайней мере, не один из тех, наполненных слепой темнотой и единственным звуком. Пальцы его правой руки оказались до боли стиснуты, будто удерживали саму жизнь. Он чуть ослабил хватку, и льняная ткань тут же заскользила по ладони.
Тод удержал свою ношу - тяжёлый грязно-белый мешок, в котором что-то перекатывалось со сладостным постукиванием. Ему не нужно было заглядывать внутрь, чтобы узнать любовно собранные камушки.
Один из них Тод бросил у порога. Эхо от звонкого удара сожрала серая пыль, въевшаяся в каждую трещину паркета, в каждую ниточку обветшавших гобеленов. Тод побрёл прямиком к камину, зная, что сейчас ему станет холодно в этом тёмном, забывшем про уборку доме. А когда холодно, колени ноют так, что не сделаешь шагу, даже если в спину ткнут раскалённым железом.