– Вы актриса? – воскликнула Лёля. – Простите, не знаю вашего имени, но я так рада, что увидела вас так близко! Кому расскажу, не поверят!
Серафима рассмеялась звенящим смехом. Эта тонкая, бедно одетая девочка напомнила Симе ее саму в далеком детстве.
– Проходи, – распахнула она перед гостьей дверь своей комнаты. – Небось голодная. Чаем угощу.
Лёля шагнула в просторную, хорошо обставленную комнату с высоким потолком и широким окном.
– Посиди пока, я сейчас, – кивнула Серафима на кровать.
Зачарованная неслыханной для эвакуации роскошью, Лёля уселась, куда ей велели.
– Залезай с ногами! – весело добавила хозяйка и вышла в кухню.
Лёля робко закинула ноги на удобную и необыкновенно мягкую кровать, застеленную покрывалом с восточными мотивами. По сравнению с их с мамой жилищем это был дворец. Девочка с любопытством принялась рассматривать обстановку. Прежде всего ее внимание привлекли настенные часы с гирьками, издающие тихое, уютное тиканье. В часах было окошко, из которого когда-то выглядывала кукушка. Кукушка давно сломалась, но Лёля этого не знала – ей очень хотелось, чтобы в нем появилась птичка и прозвучало «ку-ку».
Лёля так бы и гипнотизировала глазами настенные часы, если бы из глубины квартиры не послышался приближающийся цокот каблуков хозяйки. Серафима, в отличие от мамы, не запрещала забираться на кровать с ногами. Для Лёли это было удивительно, ведь дома даже сидеть на кровати возбранялось. Кровать для того, чтобы на ней спать, а не сидеть или валяться среди дня.
Чай в этом доме был тоже шикарным: крепкий, ароматный, настоящий! Такой заваривала ее бабушка до войны. Лёля с удовольствием выпила полную чашку, даже не стала ждать, пока он немного остынет.
– Гренки бери, – улыбнулась хозяйка.
Она сидела в кресле, как на троне. Ее русые волосы были небрежно собраны в высокий пучок, выбившаяся прядь из которого падала на левый глаз, и Серафима поправляла ее тонкой рукой.
– Вы такая… такая… – Лёля не могла подобрать нужное слово. Красивая? Безусловно, эта женщина красавица, но красивых много, а она необыкновенная. – Красивая! – так и не смогла выразить свою мысль девочка.
– Спасибо. Ты тоже.
– Я?! – Лёля даже поперхнулась чаем и пролила на себя несколько капель. Это звучало невероятно, особенно из уст такой женщины. – У меня волосы жидкие и рыжие, а еще уши торчат. – Девочка собрала волосы, чтобы было лучше видны ее уши.
– Никогда не принижай своих достоинств! – строго сказала Серафима. И добавила, смеясь: – Это сделают и без тебя! Ты расцветешь, и все будут любоваться тобой. У тебя глаза очень редкого лилового цвета.
Лёля слушала, затаив дыхание. Всегда и везде ее дразнили за этот непонятный цвет глаз. Как она мечтала о самых обычных карих или серых глазах. Чтобы не выделяться и быть как все.
– Это я просто так, – пробормотала маленькая гостья.
Лёле было невероятно лестно и одновременно стыдно слушать казавшуюся ей незаслуженной похвалу, ведь ей никто и никогда не говорил о ее привлекательности. Даже мама. Критиковали – сколько угодно! И нескладная она, и рот лягушачий, и руки растут не из того места. Глаза не как у людей – это само собой.
– Не надо ничего делать просто так. Бери пример с итальянцев: ни единого лишнего движения. У них во всем есть смысл.
С тех пор Лёля стала приходить к Серафиме. Девочке нравилось в ней все: как Серафима говорила – тихо, словно таинственно, как ходила – плавно и легко, а не как большинство женщин – тяжелой, усталой поступью.
Серафима могла к чаю подать банку варенья, и они за разговорами съедали ее целиком. Мама еще в той, довоенной жизни всегда оставляла варенье на зиму и открывала его только по случаю. Бывало, у них скапливалась полная кладовка пыльных банок, которые для еды уже были непригодны.
– Я привыкла проживать каждый день словно последний, – говорила по этому поводу Серафима, затягиваясь сигаретой.
Ей чертовски шло все то, что обычно придавало дамам вульгарность: курение, алкоголь, ярко напомаженные губы, смачные выражения, которыми, впрочем, Серафима не злоупотребляла, а прибегала к ним, когда они были уместны.
Зоя
Сапожникова его заметила еще на перекрестке. Худощавый, субтильный, в куртке оверсайз. Лица Зоя под капюшоном не разглядела, да и не пыталась. Ее взгляд остановился на голых щиколотках.