— Ты занудный старик, Клод. Пойдем напьемся.
— Мы уже напились вчера.
— Можно попробовать раздобыть кокаина.
— Ты же сказала, что не хочешь больше кокаина.
И вот снова: она в нижнем белье, белокурая, в серой шляпке, надвинутой на глаза, в маленькой влажной руке лениво висит револьвер.
— Только нюхнуть, детка. Кокаин — потрясающая штука. Классная штука.
— Ну что ж, давай запишемся на прием к мэру, — сказал он.
— Ах, к мэру. Клод, Клод. Ты понятия не имеешь о том, что происходит в этом городе.
7.— Ты серьезно насчет своих амфетаминов? — спросил он ее.
— Это тебе не шуточки.
— Ты правда знаешь, где они?
— Думаешь, я все вру?
— Нет, но ты часто преувеличиваешь.
Она улыбнулась.
— Их там правда на миллион?
— Если в розницу, — она ухмыльнулась.
— Как бы ты их продала?
— Ты ведь не поедешь со мной, так? Могли бы вместе уехать в Южную Америку. Это потрясающее место.
— Нет, — сказал он. — Я архитектор, и у меня есть ответственность перед клиентами. Вдобавок, я трус. — Они лежали на тахте перед камином и слушали Моцарта. — Почему бы тебе не поехать и не взять их самой? А я подожду здесь.
— Там меня знают. Я приезжала туда с Карлосом. Там знают, что они где-то спрятаны, но не знают где. Это очень серьезно. За такие деньги убивают.
— Но не уважаемых архитекторов среднего достатка, — задумчиво сказал он.
На одно страшное мгновение ей почудилось, что он заинтересован по-настоящему. От этой мысли все в ней похолодело.
— Ради бога, не путайся с этими людьми, крошка. Им на всех плевать. — Она положила голову ему на колени. — Давай надеремся и будем смотреть телевизор.
8.Однажды, вернувшись с работы, он обнаружил, что она подмела в доме. На плите что-то варилось. На столе стояла открытая бутылка вина.
— Зачем это все? — спросил он с удивлением. Такие вещи были не в ее духе.
— Я еще траву покосила. Кое-где.
— Чем?
— Косой, — объяснила она, — только пришел почтальон и увидел мои сиськи, потому что мне стало жарко и я сняла рубашку. Ты обиделся?
— Нет. А он обиделся?
— Он очень милый, — сказала она. — Зашел выпить.
— Не выпить, а влупить, — сказал Клод резче, чем ожидал.
— Ты не очень-то разбираешься в двадцатидвухлетних девушках, верно? — сказала она, нахмурясь. — Только и умеешь что обманывать жен да разводиться.
Как обычно в разговорах на тему половой морали, он почувствовал ее правоту.
— Почта была?
— Эвелина уехала из Сурабайи, — сказала он. — Как твой сраный проект?
— Сраный. Ты трахнула почтальона?
— Нет, крошка. Я не трахнула почтальона.
В доме пахло чисто и хорошо, и варево на огне уютно побулькивало. Он налил в стакан вина и посмотрел на письмо Эвелины, не читая его.
Джули стояла у плиты, задумчиво помешивая в кастрюле деревянной ложкой.
Он собирался спросить: что будет, когда группа доберется сюда?
Но не спросил. Вместо этого он сказал:
— Хочешь косячок?
9.Джули без рубашки, орудующая на лужайке косой.
Джули, сажающая четыре деревца и поливающая их из пластмассового ведерка.
Клод, покупающий записи рок-группы и рассматривающий фотографии.
— Эвелина в самом деле такая?
— Эрик здесь хорошо вышел?
— Эвелина спит с Полом? Судя по этому снимку, да.
Джули у реки, читающая «Социальный бандитизм».
Джули на крыше под яркими лучами солнца, очищающая стоки от листьев.
Джули, пытающаяся рисовать попугаев и Клода, а потом прячущая свои рисунки.
Клод, покупающий подробные карты северного города, где спрятаны амфетамины ценой в миллион долларов.
Джули с мазью от загара.
Клод с картами.
Поздней весной многое стало меняться, и Джули отправилась в город и купила длинное белое платье из марлевки с вышитыми на нем крохотными голубыми цветочками.
— Пощупай мои руки, — сказала она.
— Ну? — удивился он.
— Сухие.
Сегодня они легли в чистую постель, но Клод спал плохо. Его сны блуждали по путаным дорогам его угрозы и его спасения — рок-группы и амфетаминов ценой в миллион долларов.
10.Он виделся ей мягким, сонным и медлительным, как ящерица. Она одевала бы его в светлые мохеровые свитера и мягкие кожаные рубахи. Он виделся ей играющим в аристократический снукер в три часа пополуночи, с улыбкой в сосредоточенном взгляде. Он виделся ей при свете камина. В глубоких сумерках теплого вечера. Он укрывал ее одеялом, иногда вместе с собой. Она ничего не стала бы делать, чтобы разрушить свитый ими кокон. Он ничего у нее не просил, никогда, а она отдала бы ему что угодно.