Иногда до слуха Путинцева доносился спокойный бурматовский тенорок:
— Доверни влево… Газку теперь… Отвали, не жалей… Еще влево…
Слыша это, отмечая, что машина все дальше и дальше продвигается вперед, Путинцев, с обеих сторон зажатый плечами, вдруг совершенно ясно понял, что десант состоялся. И понял почему.
«Это не случайно, — думал он, — случай здесь ни при чем. Нет. Здесь все закономерно. От начала и до конца, товарищ Путинцев. Вот так».
Глубокой ночью они опустились с перевала, достигли побулькивающей под толстым чистым льдом речки Бродяжки и остановились. Бурматов включил в кабине свет. Путинцев достал из своего походного затертого чемоданчика сложенную вчетверо истертую карту, расстелил ее на коленях и определил, что они прибыли на место.
Еще через полчаса запылал костер, запахло смолистым дымком и паром. Десантники сушили одежду и обувь. Бурматов, расчистив снег на реке, наколол полный котелок льда и повесил его над огнем.
— Счас чай будет, — весело подмигнул он Путинцеву, — нутро согреем.
— У меня там, в рюкзаке, в кармашке водка стоит, — вспомнил Путинцев. — Правда, замерзла, наверное.
— Да мы ее мигом отогреем, голубушку! — вовсе оживился Бурматов. — Эй, Кошкарев! — крикнул он. — Знаешь, где командирский рюкзак? Дуй, понял? Там наркомовская, понял? Осторожно, чтоб как зеницу ока! Счас мы ее мигом отогреем, — повторил он распевно, ласково поглядев на Путинцева. И остальные повеселели, послышались смех и шутки.
Улыбаясь чему-то, Путинцев отошел к поваленному дереву с раздвоенным стволом, примостился удобнее в развилке так, чтобы тепло от костра доставало его, и прикрыл глаза. С улыбкой слушая разговоры и возню у костра, он думал об этих парнях, еще вчера малознакомых, а сегодня, сейчас ставших почти родными.
А у костра уже завладел вниманием всех Кошкарев. Кто-то сказал ему:
— Ну что, Валентин, подбрось анекдотец новенький. У тебя же их тьма в запасе.
Путинцев прислушался.
— Какой еще анекдотец? — притворно возмущаясь, опросил Кошкарев. — Случай из жизни — пожалуйста. Вон Иван Опарин — посмотрите на него. Спит! Ему бы только спать. Как ни посмотришь: он спит. Вот наледью шли. Он сидит себе за баранкой и в обе ноздри свистит. Я командиру говорю, так и так, Александр Иванович, Опарин снова свистит. Он глядит — точно. Но жалко, видно, ему стало будить этого, как его назвать, затрудняюсь, он и дал команду нам: «Взять машину на плечи!» Это чтобы машина под наледь не ушла. — И, покрывая хохот, досказал: — Он и сейчас спит, полюбуйтесь!
Запахло чаем.
Бурматов, обжигаясь, налил из котелка в поставленную в снег кружку и протянул ее Кошкареву:
— Отнеси командиру, молодой.
Осторожно, чтобы не расплескать чай, Кошкарев, помня место, где сидел в ожидании чая Путинцев, пошел к вывороченному половодьем дереву.
— Командир, — позвал он, подойдя к Путинцеву. — Возьмите чай. Горячий. Свеженький, с дымком. Командир!
Но Путинцев даже не шелохнулся. Он спал.
Амгунь — река светлая
Сентябрь. В первые дни на Амуре его приход еще не очень заметен — все вокруг по-летнему зелено и дышит теплом, дни стоят высокие, ясные, и только ночи стали в инее, в росе. Утрами, когда монтажники, позвякивая цепями предохранительных поясов, расходятся по своим местам, заступая на смену, переплеты моста, балки и рельсы усеяны крупными радужными каплями влаги, и от металла веет ночным холодком — сентябрь.
…Строительство моста близилось к концу. В какие края занесет судьба мостовиков на сей раз? В разговорах они припоминали названия рек, на которых затевались новостройки. Лена, Енисей, Обь, Вилюй, Тунгуска… Кто-то задел в разговоре заброшенную трассу на Салехард. Не туда ли?
А среди лета грянуло известие: СТРОИТЬ БАМ!
И скоро в отряде уже все знали: это глухомань, но зато какие реки предстоит повидать! Подумать только — главная стройка второй половины двадцатого века.
У старых мостовиков блестели глаза: как же, помним, помним… Было…
И вот отряд сколотил первую колонну на Байкало-Амурскую магистраль. День отправки был праздничен, как весна: митинг, оркестры, напутственные речи. Так положено. Подвыпившие строители в новеньких монтажных касках, в спецкуртках — в основном молодежь — выплясывали под баян в тени готовых в дорогу машин. Водитель КрАЗа Мальцев Сашка такие коленца выбрасывал, так бил землю каблуками кирзовых сапог, что Клюев, начальник колонны, отвел его в сторонку, построжав глазами, спросил неслышно для других: