Он опустил в холодную студеность ручья руку, ощутив живое его биение и крепость.
Да, накрепко приставшая к нему фамилия Корчагин, заменившая ему его собственную, обязывала Дениса ко многому. Сейчас он мог признаться себе, что не только вольно или невольно жил под чужой фамилией, но и старался быть похожим на ее хозяина: это его ко многому обязывало и в отличие от других обязанностей не тяготило его.
Денис поднялся, предельно выпрямляясь, пересилил судорогу, сводившую рот: «Самое главное… не проспал горячих дней…»
Денис вернулся в столовую необычно серьезный и торжественный. Ирина, сразу это заметившая, не удержалась, полюбопытствовала:
— Чего это ты такой? — покрутила в воздухе растопыренными пальцами: — Какой-то такой… злой не злой… непонятный, — лукаво прищурила глаза.
— Есть хочу, — сказал он, — аж руки дрожат. Смотри, как у алкаша.
— Садись, тоже мне, алкаш, — и, нагребая ему из кастрюли красной гущи пахнущего лавровым листом борща, вздохнула:
— Скоро, однако, и остальные придут…
— Скоро, — сказал Денис и заметил, потаенно глянула Ирина в оконце, закраснелась, перехватив Денисов взгляд. И он засмущался, ругнул себя, знал: не больно хотелось ей, чтобы знал кто-то о ее тайне.
Денис ел, уткнувшись в свою чашку. Ирина крутилась у печки, не заговаривала.
Монтажники подвалили, стало шумно. В толчее и суматохе Лешка Шмыков снова сделал выпад к Ирининой неприступности и опять же получил по рукам, и монтажники хохотали, как и в прошлый раз. А потом затеяли разговор о перегоне, больше для Ирины, чем просто посмаковать, — чтоб знала, что не зря хлеб едят один за троих.
— Карчуганову дэбэ дай, — покрыл гул голосов Федор Лыкин, — он у нас, считай, один и двинул платформу с мертвой точки. И мясо чтоб!
Карчуганов, как всегда сидевший рядом с Денисом, не обращал внимания на подобные колючки, знай наворачивал за обе щеки.
К Денису прицепился Лешка Шмыков, как всегда, начал подзуживать.
— Корчагин, заметили, похудел — под глазами черно. С чего бы? И ест вроде как нормально. — И смеется, а глаза настороженно-злые.
— Не в коня корм, — засмеялся Лыкин.
— Что-то здесь не то. — Лешка только и ждал этого, красноречиво скосил глаза на Ирину.
Та вспыхнула, поймав его взгляд, крутнулась, вильнула за перегородку. А Карчуганов запыхтел, подогреваясь:
— А чего тебе? Гвозди в пятки вбивают? Чего расчирикался? Чего парня цепляешь?
— Просто, — осевшим голосом проговорил Лешка и пригнул голову под тяжелым взглядом Карчуганова. — Уж и сказать ничего нельзя.
— А чего меня не цепляешь?
Лешка буркнул что-то уж и вовсе не разборчиво.
— То-то, — довольно отметил Карчуганов и загудел Денису в ухо. — Все в лучшем свете! А Архипа растребушили — будь здоров! Все как надо.
И бульдозерист Стрыгин подмигнул Денису красными своими глазами: мол, все верно. Для пущей заверительности добела сжал промазученный кулак. Монтажники справились с обедом и скоро пошли вон — лясы точить некогда. Но Лыкин подошел все же к Денису, опросил:
— Говорил тебе Харитон?
— Говорил.
— Вот. Значит, не беспокойся. Начальство доложит тебе про наше решение. Давай, — и протянул Денису одеревеневшую ладонь.
И Лешка Шмыков подошел к Дениске.
— Знаком? — осклабился хищно и показал на кулак, скосив зеленый глаз на Ирину. — Чтоб… Понятно?
Дениска усмехнулся грустно.
— Ты чего? — опросил Лешка.
— Ничего, — Дениска пожал плечами. — Дурак ты, Лешка.
— Че-че? — вмиг взвинтился тот.
— Я говорю, слепой ты, или ума у тебя нет. На нее лучше бы посмотрел…
— А что? — Лешка крутнул головой.
— А то, — грустно сказал Дениска, — что она в тебя… Я же вижу.
— Шмыков! — громыхнул от двери Карчуганов. — Ты чего там? Уши давно не драли?
— Иду! — растроганный, Лешка стиснул своей ручищей Денискино плечо. — Пардон, Денис. Ты уж… — и готов был наговорить Дениске массу хороших слов, только тот оборвал его на полуслове:
— Да ладно тебе, Лешк, замнем для ясности.
— Ладно, замнем, — согласился благодарный Шмыков. — Замнем, Денис.
— Что он тебе говорил? — подлетела Ирина, как только за Лешкой Шмыковым захлопнулась дверь.
И вырвалось у Дениски само собой:
— Про тебя. Что любит.
Стыдно ему было и больно до слез, и хотелось ему стать невидимым и провалиться сквозь землю. Но в эту самую минуту окликнул его Архипов:
— Можно тебя, Денис? — мягко окликнул, почтительно.
Дениска подошел, зачем-то одернув на ходу свою военную рубашку и почему-то робея.
— Вот что, — Архипов положил свою руку на Денискино плечо. — Есть у нас серьезный разговор к тебе. Ты что, все еще губы дуешь на меня? Да брось ты, ей-богу, Денис!
— Да нет, — проговорил Дениска и попытался даже улыбнуться. — С чего вы взяли?
— Дело вот в чем, — серьезно начал Архипов. — Мы думали с Ивановичем, с ребятами поговорили-посоветовались, одним словом, решили твою кандидатуру на групкомсорга двинуть.
— Справится, — подтвердил Черноиванов, прихлебывая чай. — Он парень грамотный, развитой, ребята его уважают. Давай, Денис!
— Как ты сам думаешь, Денис? — спросил Архипов и твердо посмотрел Дениске в глаза.
— А лучшего вам и не найти, — подала голос Ирина, слышавшая весь разговор.
— Твое слово, — Архипов тряхнул Дениску за плечо.
— Я согласен, — не сразу сказал Дениска и покраснел как вареный рак: — Согласен, если вы меня уберете с кухни. Потому что, понимаете, не пойдет так… Я там должен быть, со всеми.
— Резонно, — согласился, помолчав, Архипов.
Черноиванов развел руками:
— Все верно — против не попрешь.
— Значит, договорились? — спросил Дениску Архипов.
— Договорились.
— Нас девять человек здесь — комсомольцев, вот и руководи.
— Комиссарь, — подбил черту Черноиванов.
— И с когда? — прыгнувшим голосом опросил Денис Архипова.
— А вот и давай с самой этой минуты.
И, боясь, как бы Архипов не передумал, Дениска спешно начал сдергивать с гвоздей свою еще не просохшую одежду, остановился вдруг — вспомнил об Ирине.
— А что — я? Печку токо наладь да дров, — и вздохнула, притворно, конечно: дескать, что с тобой поделаешь.
К тупику Денис бежал под дождем, брезентовая спецовка намокла и железно лязгала при каждом движении, из-под ног разлетались веером брызги луж. Легко, босоного бежал Денис.
Лыкин его появлению не удивился. Мослатой мокрой ладонью смахнул с бровей, упрямых скул и подбородка капли дождя, поглядел на Дениса, сказал очень буднично:
— Лехе ступай помоги.
Работали дотемна, пока хоть что-то можно было видеть, а потом, мокрые, грязные, ввалились в столовую. Ирина постаралась и приготовила им отличную глазунью с колбасой и ароматное какао. Денис ел вяло, ему не хотелось есть, но вокруг него ели с аппетитом, перешучивались, задирая Ирину и Лешку Шмыкова, и он, перебарывая навалившуюся сонливость, тыкал вилкой в глазунью, что-то кому-то отвечал, пробовал даже шутить. Около него сидел бульдозерист Стрыгин и не смеялся его шуткам.
— Ты иди отдохни, Денис. Сразу заваливайся — и храпака, — хотел сказать тихо, но получилось так, будто все еще сидел в своем рокочущем «Катапиллере», и услыхали все до единого, кто был в столовой.
— Да, Денис, ложись и поспи, — ласково сказал и Лыкин.
Но после ужина, придя в свой вагончик, Денис вдруг вспомнил, что днем так и не удосужился написать маме ответ, решил дело в долгий ящик не откладывать, взял лист бумаги, сел к столу и задумался.
Вначале он хотел описывать подробно, как они добирались до места, чем занимаются, рассказать об Архипове, Черноиванове и Лешке Шмыкове с Лыкиным, и о бульдозеристе Стрыгине, и о водителе КрАЗа — обо всех, с кем свела его судьба в эти дни. Но потом он подумал, что такое письмо он еще успеет написать, а сейчас от него требуется единственное — успокоить мать.