— Пошли, пока пусто. Возьмешь свои тряпки в оружейной. Захвати, что принес, чего добру пропадать, великая Неллет истолкует.
На пирсе валялась обкусанная ксиитом ветка, еще из самого первого прыжка, вспомнил Даэд, который будто сто лет назад был. И россыпь мертвых бабочек, серо-голубых в бледном утреннем свете.
А ракушки и браслет пропали, мрачно пожалел он, собирая бабочек, которые еще вяло шевелили ножками. Будто мороком был именно этот, последний его прыжок, туда, где ему было так странно хорошо. Лучше, чем на Острове и лучше, чем в Башне и под ней. Как узнать, где оно?
— Летает матка, — просвещал его Янне в пустом еще коридоре, где вдалеке мелькали чьи-то случайные фигуры, — потому уйти от нее потом может только охотник со свежим запахом. Понял? Если запаха нет, ксиитта оставляет охотника себе.
— Каким запахом?
— Дурак, да? Ты чего ночью ходил к намеченной жене? Думаешь, я такой добрый, решил тебе Ильку подарить? Просто так? Угу. Ксиит — благородная тварь. Не ворует мужчин у их женщин. А ежели свободный, заберет.
— Зачем? — они вошли в оружейную, навстречу выскочила девчонка, округляя глаза на голого Даэда, но промолчала, сжимая губы, готовые рассмеяться. Захихикала уже из коридора.
Даэд поскорее прошел к лавке, встал там, натягивая штаны.
Янне пожал плечами, расстегивая свой черный костюм:
— А кто ж узнает. Трое ушли, не вернулись. Потом уже никто. Я вот только. И то давно, потому что последний раз еле вырвался.
— А меня почему? Зачем?
— А интересно. Оттуда всегда приходит всякое интересное. Про другие места. Успеешь рассказать.
— Янне, — Даэд встал напротив, возвышаясь над безмятежным, немного хитрым лицом, усыпанном веснушками, — Янне, нет ничего, кроме пустоты и Башни в ней. Это все — оно где? Можно туда попасть снова?
— Бери новую жену и пытайся. Новая ксиит может забрать тебя, да. Опять увидишь всякое.
— Нет. Не всякое. Можно попасть в то самое место, где уже был?
— Зачем? — Янне пожал плечами, — неинтересно. Пошли поедим, герой. Потом еще обругаю тебя. Что не послушался умных.
Но судя по довольному лицу, Янне понравилось, что ночью ничего не было у гостя и намеченной жены. И Даэд не особенно испугался посулам.
Глава 8
Возвращаясь, Даэд с неловкостью понял, как сильно за эту неделю привык он к жизни, полной физических усилий, риска и бесшабашности. Покои Неллет были полной противоположностью уровням небесных охотников. Стражи каждого часа, размеренные ритуалы, которые невозможно изменить или нарушить. Никому, кроме великой Неллет.
Даэд попытался не думать о принцессе, гоня мысли, полные безмерной жалости. Жалости, доходящей до страха.
Чего я боюсь? — спросил себя, уже в комнатах перед покоями, где ему надлежало омыться, переодеться в чистое и сложить на подносы подарки для Неллет, посланные с ним сверху. Дары ждали девушки, чтобы нести следом за ним.
Ответ был прозрачен и лежал на поверхности, так ему показалось. Она так больна, так слаба и почти неподвижна. Вся сила ее внутри, и страшно, вдруг он увидит ее другой, после короткого и одновременно длинного пребывания в другой реальности.
Но сидя на удобной скамье и стаскивая потрепанную нестираную рубаху, покачал головой, прогоняя страхи. Нет, ему не страшно, что он изменится к ней, он скучал и любит Неллет. Страшно, что столько лет она неизменна в своей физической слабости, жалко ее, хоть бейся головой о стену, украшенную резными узорами. И ничего не изменить.
— Доброго тебе утра, саа.
Он поднял голову, опуская смятую рубаху на колени. Элле Немерос стоял, спрятав руки в широкие рукава парадного халата, улыбался, рассматривая нечесаные черные волосы и худое лицо.
— Принцесса хочет видеть тебя сейчас. Таким, какой ты вернулся. Пойдем.
— Доброго утра, элле, да пребудет с нами равновесие Башни. Правильно ли так? Я не успел помыться после ночных полетов.
Элле кивнул.
— Ничего. Неллет ждет.
Неллет ждала. Полулежала в огромной постели, убранной нежно-зелеными покрывалами с солнечными узорами, волосы веером раскинуты по вышитым подушкам, парадные серьги из прозрачных шариков, полных мерцающей влаги, оттягивают мочки, спускаясь на обнаженные плечи. На бледном лице сияли глаза, такой яркой зеленью, что Даэд удивился. В памяти они — светлые, под длинными темно-золотыми ресницами. Тонкие руки, сложенные на покрывале, казались еще тоньше от блеска тяжелых колец.
Он поклонился, слыша за спиной мягкие шаги советника, тот уходил, шурша плащом и подолом халата.