— Повернись.
— Что?
— Проверю, не вырастил ли себе крыльев.
Она рассмеялась собственной шутке, и Даэд, выпрямляясь, крутанулся на пятке, топыря локти. Захохотал сам, счастливый ее смехом и своей радостью.
— Нель! Как я скучал.
— Иди поцелуй меня.
— Я грязный. Смотри, тут кровь.
Она приподнялась, округляя глаза.
— Твоя? Ты ранен?
— Нет. Это так, всякое.
— Тогда скорее. И расскажешь. Много было приключений?
В покоях не было никого, так странно, даже советник очередного часа исчез, Даэд не понял, должен ли это быть элле Немерос или другой. Неважно. Главное, что он снова сидел рядом, держа ее руки в своих, исцарапанных и грязных. Целовал в губы и нос, трогал языком ресницы. С радостью вспоминая свои прежние движения тут, бережно взял руку Неллет, укладывая себе вокруг шеи. Она подняла вторую.
— Ты правда, грязный. Отнеси меня в бассейн, Дай. Рассказывать будешь после.
Через час, отчаянно чистый, пахнущий тонкими ароматами, с влажными волосами, он лежал рядом с Неллет, прижимаясь к ней, дышал, уткнув лицо в шею. Снова пришла жалость, будто он ее мать, не та, которая королева Ами, лениво-безмятежная в своей бесконечной жизни, а другая — настоящая. Для которой самый слабый и беззащитный из рожденных в муках детей — всегда самый любимый, и сердце точится кровью от невозможности что-то изменить.
— Не нужно жалеть меня, Дай, — Неллет гладила его по боку, трогала локоть, пробегая по чистой коже пальцами, — твои приключения делают меня сильнее и счастливее. У меня от них блестят глаза.
— Я заметил. Твои глаза стали ярче. А я подумал, что забыл тебя. Забыл, какие они — настоящие. Прости.
— Я боялась, что ты забудешь меня. Если уйдешь, я пойму.
— Уйду? — он сел, возмущенный, сбивая на животе покрывало.
Неллет покивала, внимательно глядя снизу.
— Тебе все равно уходить, Дай. Пройдет осень и настанет зима. Весной мне выбирать весеннего мужа. Так повелось. А нам еще много работать, нужно успеть.
Он застыл, голый, с растрепанными черными волосами. На плечах краснели свежие ссадины, которые Илена не успела залечить. Переспросил, маясь собственной глупостью:
— Как муж? А… Да. Прости. Прости мою дерзость, великая Неллет. Да будут сны твои…
— Перестань! Ты знал об этом, когда жаждал попасть в покои Неллет.
— И ничего не изменилось, да? Хотя мы с тобой. Мы же любим друг друга! Или все весенние мужья получают от тебя…
Осекся, заставляя себя замолчать. Но Неллет не рассердилась и не обиделась. Напомнила мягко:
— Тебе шестнадцать лет, Дай. Мне намного больше. Ты еще мало знаешь. Позволь мне сделать так, чтоб знал больше. Тогда ты будешь лучше меня понимать.
Он кивнул. Посмотрел на нее выжидательно, понукая взглядом и выражением лица.
— Что? — она удивленно подняла брови.
— Ты сказала. Сделать, чтоб знал больше. Я готов.
Неллет откинулась на подушки, прихватила длинную прядь волос, медленно наматывая ее на палец и отпуская снова. Заговорила, полуприкрыв глаза:
— Вот оно. Ты быстр, в решениях и поступках. Время подгоняет и тебе приходится совершать быстро, думать быстро. Это чревато ошибками. Но все равно это лучше, чем застывшее существование, которым живет большинство. Меня всегда поражало, Дай, люди живут короткие жизни так, будто впереди у них вечность. Оставляют на потом важные решения или свершения, или просто отмахиваются от них. А после исчезают в пустоте небытия. Можно бы возмутиться, но кто мы такие — толковать непознанное? Может быть, структура мироздания именно такова. Могучий базис из одинаковых людей, ведущих почти животную, неосознанную жизнь, и на нем взрастают отдельные плодоносные деревья. Такое видение мира приводит к смирению. Если так, то к чему что-то менять.
— Ты сама изменила очень много, — напомнил ей Даэд.
Занавеси шатра заколыхал ветерок, послышались за ним осторожные шаги.
Неллет кивнула, открывая глаза.
— Может быть, это были изменения, входящие в заранее определенные очертания. Неумолимый хэго империи Ами и Денны, помнишь? А теперь мне нужно рассказать сон, о котором ты ничего не знаешь. Можешь послушать его, посиди, пока элле и кенат-пина записывают. Потом уйдешь отдыхать, а я снова посплю. Ночью продолжим работать.
— Да, моя Неллет.
Даэд встал с постели. Натянув штаны, сел обок, на низкий мягкий табурет, и приготовился слушать, хотя голова была занята тем, о чем только что говорили. Хэго…. Неумолимая неизменность бытия. Это о ней. Об осенних снах, за которыми последуют зимние. О непременной весне, которая изменит его собственную жизнь. Явится новый муж, думал Даэд, не вслушиваясь в слова принцессы и в мерный голос кенат-пины, а я? По ее решению останусь советником, буду жить в маленькой келье, окруженный старыми свитками и современными досками памяти. Достигну зрелости и получу право приходить в покои принцессы на один час в сутки. Стоять над свитком, пока она будет спать. И записывать, а после переписывать то, что вдруг вырвется из спящих губ спящей принцессы.