КОСТЯ. Пусть помирает — пора уже. Все подохнем — ни сегодня, так завтра.
ЖАННА. Ты бы хоть бы успокоил меня бы, сказал бы — не помрёт она или что-то кудрявое, а ты? Ну дак чё — сама виновата, не рожает свинья бобра. (Плачет). Ой, как не помрёт, когда отъезжает, всё. Организ кончается. Мама, не бросай меня… Костик, не поедем, а? Я снова видела её. Косточка, не поедем, а?
КОСТЯ. Молчи, мама!
ЖАННА. Нет, Костя, опять. Опять будто какие-то полати, доски не струганные, она, Нина, в каких-то тряпках лежит, маленькая. Одеяло старое, красное. Я положила её, повернулась, пойти хотела, а она: «Мама, не бросай меня…»
КОСТЯ. Ну, не надо, мать, прошу тебя, не надо…
ЖАННА. Нет, сынок, я слышала. Она сказала: «Мама, не бросай меня…»
КОСТЯ. Мама, её косточки сгнили давно…
ЖАННА. Она сказала: «Мама, не бросай меня…» Она не хочет, чтоб мы уезжали. И кошки сядут каждый раз и сидят, смотрят на дверь в ту комнату, в её комнату, сидят, шерсть дыбом, будто чуют что. Сынок, Гулькин ты мой, слатенький ты мой, она ходит тут?
КОСТЯ. Никто не ходит тут, мама, молчи, никто, мама…
ЖАННА. Она сказала: «Мама, не бросай меня…»
КОСТЯ. Молчи, мама, молчи… Сейчас машина придёт. Загрузим её и вперёд.
ЖАННА. Никуда не поедем! Вот где наши вещи? Куда их увезли? Кто-то приехал, весь дом мой поднял, разломал и увёз, и я вот — тут, стою на ветру, как кустик, кусточек, веточка, былинка, а, Костик?
КОСТЯ. Уйди, мать.
ЖАННА. Не уйду! Баба помрёт, ты виноват будешь!
КОСТЯ. Опять «бэцэпэ». Я не виноват.
ЖАННА. А кто виноват? Кто гнездо наше разворошил, разворонил? Я ж думала — понарошке, не по правде, потом будет, как надо. Кто виноват? Опять я?
КОСТЯ. Опять ты.
ЖАННА. Ага, я крайняя. А эта что там делает? Пикает и пикает на уши. Мужик у неё страшный какой — прям смерть будто приходила. Ты хоть её не пои, а?
КОСТЯ. Тебе налить?
ЖАННА. И мне не надо. Ничего не надо. Помру я тоже. Всё прахом. Ничего нету. Вот и вся. Вот и вся.
КОСТЯ. Это что за коробка?
ЖАННА. Ты её где нашёл?
КОСТЯ. Что тут?
ЖАННА. Тут?
КОСТЯ. Тут, тут.
ЖАННА. Вещи Ниночкины.
КОСТЯ. Ты их почему не раздала? Тогда ещё, давно? Вещи покойников раздают, ты их почему не раздала?
ЖАННА. Не раздала разве? Не раздала вот. (Роется в коробке). Вот они, вот она, слатенькая, деточка моя, царствие небесное, Господи, какое маленькое всё было у деточки моей, и это я помню, и это, и это… Мама, не бросай, говорит, а я вот, уеду вот…
КОСТЯ. Почему не раздала, спрашиваю, дура ты такая?!
ЖАННА. А?
КОСТЯ. Тебя спрашиваю?
ЖАННА. Гулькин, ты как разговариваешь? Ты кого дурой называешь?
КОСТЯ. Тебя, кого ещё-то! Выкинь это на помойку.
ЖАННА. Я тебе выкину, змеёныш. Я тебе выкину. Я тебя за ноги, за руки и самого выкину. Оставь мне это, у меня больше нету ничего, только это осталось!
КОСТЯ. Не трогай. Уйди, оставь. Не трогай, сказал! Оставь!
ЖАННА. Сынок, ты в кого такой уродился злой? Ты почему такой злой стал, сынок? Я не люблю тебя, сынок, не люблю совсем, вдруг поняла — не люблю тебя, чужой, плохой. Ой, беда, вот и вся, вот и всё, вот и вся… Такой красивый ты, сынок, а такой плохой… Ты в отца, в него…
КОСТЯ. А кто мой отец, ты хоть знаешь, дура такая?
ЖАННА. Знаю. Так тебе и сказала. Думай, что Дух Святой. Вот кто. Плохой ты. Плохой… (Идёт в комнату к Софье Карловне, села на кровать, руки на коленки положила, плачет). Господь Бог навстречу, Богородица на плечи, ангелы по бокам, не поддамся врагам… Мама, ну что? Встань? Рубаи прочитай, а? Так весело было с тобой, мама, а? Мама, не бросай меня, а?
КОСТЯ (бормочет). Дура старая, старая дура, надоели, сдохните все…
ЖАННА. Ну, смотри, мама, какая я хорошая дочка, я помню: «Знайся только с достойными дружбы людьми, с подлецами не знайся, себя не срами». Ну, мама? Вот и вся. Всё смеялись, шутили, жить собирались, думали впереди много, а уже конец, так, что ли? Дак это ж понарошку было, неправда? Это ж не настоящее было, нет? Теперь нам что — Господь Бог навстречу, ангелы по бокам, так, что ли? Нет, не поддамся врагам, нет, не поддамся, не поддамся…