– Чтобы волшебный порошок вывелся из организма и чтобы прекратилось его действие, тоже требуется несколько дней. Мы подождем. Уверен, что все станет как прежде.
– Надеюсь.
– Я тоже надеюсь. Давайте надеяться на лучшее и терпеливо ждать.
Касым, Тевфик и я…
ТЕПЕРЬ НАС БЫЛО ТРОЕ. ТРОЕ ПРОТИВ ЦЕЛОГО ГОРОДКА.
Касым иногда продолжал издавать радостные вопли, но это было следствием действия муки, так что я решил: пусть. Как ты догадываешься, он ведь тоже человек!
В Бугдайлы начинается новый день
На следующий день кондитеры, пекари и булочники пережили огромное потрясение. Порошка, который они привыкли использовать годами, больше не было. Конечно, и раньше случались дни, когда они думали: «Что мы будем делать, если однажды разрыхлительная мука исчезнет?» В городке начались волнения. Так как на жителей продолжала действовать увеличительная мука, то и реакция их была преувеличенной.
Они даже митинговали напротив фабрики:
– УВЕЛИЧИТЕЛЬНАЯ МУКА, УВЕЛИЧИТЕ-Е-ЕЛЬНА-А-АЯ МУКА-А-А!
Те, у кого дома был запас, додумались спекулировать: продавать крошечные пакетики по очень высокой цене. Появились и такие, кто воровал муку у других. Два дня в городке царила полная сумятица. Оказалось, что все жители вели себя так, будто жить без этого порошка не могли. И не способны были запросто от него отказаться. Я, Тевфик и Касым наблюдали за происходящим издалека.
Процесс вывода вредных веществ из организма занял примерно два дня. Утром третьего дня над нашим городком взошло новое солнце. Спустя долгое время жители Бугдайлы просыпались совершенно нормальными людьми. Но то, что они видели после пробуждения, было вовсе не таким трогательным, как им казалось до того. Мне хотелось стать свидетелем их восстановления, и я решил обойти те дома, которые мы уже обходили с Тевфиком, когда я ему рассказывал о произошедшем. Я ведь был свидетелем того, как эти люди теряли себя, а теперь мне хотелось стать свидетелем того, как они приходят в себя. Раньше всего я увидел, как становится собой моя мама. Когда она открыла глаза, по щекам ее гладили листья петрушки и сельдерея.
– ГОСПОДИ, ЧТО ЭТО?
– Петрушка.
– Что она делает у меня на комоде?
– Ты сама ее посадила, мама. Смотри, а на полу растут в контейнерах твои кабачки, сельдерей, гибискусы и баклажаны… твои овощи…
– Зачем я дом в теплицу-то превратила, господи! Ты только глянь. С двери фасоль свешивается. На креслах – арбузы. Зачем же все это надо было? Я могу овощи и на базаре купить, если нужно. Ну или в саду вырастить. Что это я прижимаю к груди? Бутылку с водой? А она-то мне зачем?
– Не знаю, мама. Меня ты давно к себе не прижимала, не то что бутылку с водой.
– А где папа?
– На работе, мама, как всегда, на работе.
Мать постепенно приходила в себя. Я хотел ей помочь и прежде всего заварил чай.
– Выпей черного чаю и успокойся, мама. Ты уже много недель только травяной отвар пьешь.
Мама готова была расплакаться. Посмотрев на меня, она сказала:
– СЫНОЧЕК, Я ТАК ПРОГОЛОДАЛАСЬ…
Так как на протяжении долгого времени она грызла один сельдерей, у нее не осталось сил поднять руки. Я сделал яичницу из четырех яиц, и мама проглотила ее одним махом, будто приехала с голодного острова. Да она оттуда и была.
Пока мама ела, в дверь позвонили. Пришел папа. Он стоял в дверях – уставший, грустный, растерянный.
– Что я натворил, что я натворил! – причитал он. – Я решил зарабатывать как можно больше и совершенно забыл о своей семье! Я не видел, как ты рос! Я забыл лица моей жены и сына. Когда я в последний раз сидел и разговаривал с вами, а? Я даже не помню… Как я жалею! – убивался он.
Я стал утешать папу. Просто сказал ему, что никогда и ни для чего не бывает поздно. Мы всё вернем как было. Мать с отцом смотрели друг на друга, словно чужие люди. Да, они не виделись долгие месяцы и сильно изменились. Я оставил их одних и отправился к бабушке.
Бабушка очнулась еще раньше. Я застал ее в слезах над грудой строительного мусора в саду.
Она плакала из-за деревьев, которые сама приказала спилить. В саду не осталось ни дерева, ни цветочка. Увидев меня, она раскрыла объятия. Я кинулся ей на шею.
– Я ОЧЕНЬ ТЕБЯ ОБИДЕЛА, ВНУЧЕК МОЙ? – в слезах спросила она.
– Ты была не в себе, так что неважно, бабушка. Ничего страшного, – ответил я.