Подумав некоторое время, амирспасалар сказал Сослану:
— Начнем военный совет. Прикажи, батоно Давид, пусть войдут спасалары.
Большой царский покой быстро заполнился военачальниками. Присутствовал весь цвет грузинского войска. Первыми вошли убеленные сединой Кахабер Кахаберидзе и Рати Сурамели. Захарий встал с места и с низким поклоном приветствовал маститых воителей, пожелавших присутствовать на военном совете. Князь Кахабер отечески обнял молодого полководца, тихо молвил:
— Вся ответственность за Картли лежит ныне на тебе, мой мальчик! Не посрами же славы великого отца…
Когда все спасалары расселись, Захарий открыл заседание совета. Обрисовав создавшееся опасное положение страны вследствие измены лазутчика и близости многочисленного врага, уже вступившего в пределы Аррана, амирспасалар стал развивать план военных действий.
— В долину Аракса Бубакар не пойдет — там трудно в эту пору прокормить многочисленную конницу да и грабить некого, все города в Айрарате сейчас в руках его союзников и вассалов. Двинувшись через Каравазский мост в Арран, он избрал наивыгодный путь. Конечно, по дороге его орды займутся грабежами сел и деревень Дизака, Муханка, Хачена и других армянских пограничных областей, и к Гандзе атабаг с главными силами раньше пяти-шести дней не подойдет. Но его передовые конные части, вероятно, уже находятся на подступах к городу… Пусть занимает враг Гандзу! Там эмиром сидит его друг и вассал, нам нельзя попадать между двух огней — и город осаждать, и с Бубакаром сражаться. Дальше Бубакар пойдет на Шамхор и Тбилиси, по равнине мимо гор, по правому берегу реки… — После небольшой паузы бросил решительно:
— При огромных обозах и множестве пехоты Бубакар неизбежно растянет походные колонны и на Шамхорских высотах захочет навести порядок в войсках! Вот мы и спутаем ему карты, дадим встречный бой на поле перед Шамхором…
Осторожный Чиабер Торели стал возражать:
— Батоно амирспасалар, Шамхор весь в садах и река с обрывистыми берегами, а городская ограда — на возвышенности. Если Бубакар там укрепится, трудно будет брать Шамхор!
Амирспасалар спокойно ответил:
— А мы его из садов выманим! Согласны ли с моим планом, господа спасалары?
Сдержанный гул голосов подтвердил одобрение слов Захария. Двери зала распахнулись. Амирэджиби возгласил:
— Царица великая, опора мира и веры!
Все встали. В зал вошла Тамар. На бледном лице правительницы Картли читалась большая тревога. Воспаленными от бессонницы глазами она оглядела присутствующих спасаларов. Прямо смотрели суровые загорелые лица, полные решимости. Немного отлегло от сердца…
Простая речь Тамар понравилась закаленным в боях воителям, людям трезвых мыслей, полагающимся только на силу мышц, воинский опыт и бранную доблесть. Призвав всех военачальников выполнить свой долг и мужественно отразить нападение грозного врага, Тамар обратилась к амирспасалару:
— Я считаю, что амирахор Цихишвили своей беспечностью поставил под угрозу безопасность царства нашего. Надо его сменить! Кого же ты предлагаешь назначить заместником, князь Закарэ?
— Спасалара Торели, государыня! — не раздумывая, ответил Захарий.
— Согласна. Подготовь указ о его назначении, я подпишу.
На этом заседание военного совета закрылось.
Глава XXIII. НАРОДНАЯ ВОЙНА
Абу-Бекр всегда считал, что «война должна питать войну же!». Иначе говоря, поголовный грабеж вражеских областей должен обеспечивать питание людям и коням, а пленные и всякая другая добыча вознаградят пехлеванов. Однако осторожный военный везир Нидхам-ал-Мульк был иного мнения о предстоящем походе и осмелился это высказать на совете в Тавризе.
— Великий из великих знает, что поход в Гурджистан мы начинаем, с помощью Аллаха, до жатвы. А стало быть, у гяуров сейчас в закромах пустовато! Муку и ячмень придется везти с собой…
— А мясо? — проворчал недовольно атабек. — Ты забыл о тучных отарах, что пасутся на склонах гор!
— Мясо добудут мои джигиты! — уверенно вскричал смелый Сатмаз-ад-дин.
— Хоп! — и атабек закрыл военный совет.
Немного хозяев богаче старого Серопа насчитывалось в большом селе, что находилось у выхода реки Хачингэт на Утикскую равнину. Каждую весну два вецкэ[130] выводили в поле старшие сыновья, а на пастбищах триста овец стерегли младшие. Сам Сероп был пчеловодом и ежегодно вывозил на летовку до пятидесяти ульев. И хоть осенью и обсчитывал безбожно наглый княжеский управитель Богос и не забывал тер-Саргис взимать «божью десятину» и подношения по праздникам, все-таки кое-что семье оставалось…