Амирспасалар громко сказал Амирмирану, показывая на равнину перед Шамхором:
— Вот на этом месте мы и будем с тобой, Омар, рубить конницу твоего высокородного брата!
— А мой братец так уверен в своем превосходстве, что даже сторожевого охранения в поле не выставил! — усмехнулся Амирмиран.
— На том берегу он себя как в крепости чувствует! Узнал через своих лазутчиков, что войска много больше нас имеет, и успокоился! — отозвался Захарий и стал показывать военачальникам их места в намечаемом ходе сражения:
— Смотри, Аспаанидзе, вон на том берегу блестит оружие в садах и люди возятся около каких-то арб! То враги устанавливают свои камнеметы. Так что, дорогой, будь готов, кроме стрел на твоих храбрецов и камни полетят! На берегу поставишь месхов, пусть они через реку ведут меткую стрельбу по противнику. А сам ты с остальными горцами спустишься в русло реки и будешь пробиваться к тому берегу…
Великан в темной кольчуге мрачно ответил:
— Большие потери в людях будут, патроно Закарэ!
— Знаю, дорогой, но ничего не поделаешь! Тебе надо приковать вражескую пехоту у реки и потом ложным отходом выманить вражескую конницу на равнину в нужное место — вот сюда, между рекой и холмами, где ей будет трудно разворачиваться для охвата нашей конницы, которую я поведу сам. Справа пойдут конники Амирмирана, — объяснил амирспасалар. И обратился к Сослану: — Государь Давид, я думаю, что тебе удобней будет провести своих аланов и кипчаков Савалт-хана там, где берег реки ниже, скрываясь за теми садами и рощами, и глубоким обходом слева выйти в тыл правого крыла Бубакара.
— А если атабек всю свою конницу тоже расположит на правом крыле, как тогда быть? — задумчиво спросил Сослан.
— Нет, там ему помешают деревья и сады, главные силы атабек может развернуть только на левом крыле. На правом он должен оставить лишь небольшой заслон! — возразил Захарий. Снова обращаясь к Аспаанидзе, озабоченно предупредил:
— Не зарывайся в бою, береги людей! Как только увидишь второй столб дыма на моем холме, не спеша начинай отступление. Понял?
— Понимаю, патроно амирспасалар!
Лунная ночь стояла над огромным лагерем. Костров не зажигали, не желая привлечь внимание врага. До самого Шамхора рыскали по равнине многочисленные разъезды кипчаков и ширванцев. Тысячи коней паслись в пойме Куры, невдалеке от лагеря. Из-за реки доносился плач шакалов. Лагерь спал чутким сном перед боем…
Немного отдохнув, амирспасалар вышел после полуночи из шатра, разбитого у подножья известнякового утеса. С положенного на землю седла приподнялась чья-то голова. Захарий всмотрелся; увидел старого конюшего:
— Ты что здесь делаешь, Самвел?
— Караулю, ишхан. Вот палатка моего царя! — важно ответил Самвел.
Еще несколько голов приподнялось с земли. Воинам не спалось после дневки; узнав амирспасалара, они почтительно встали.
— Почему встали? Разве нужно ночью отдавать почесть? Порядок не знаешь, Парсадан! — тихо заметил Захарий.
Старый конник служил в гвардии еще при пароне Саргисе. Он с ухмылкой ответил:
— Оно так, патроне Закарэ, а все-таки…
Захарий уселся на седло. Около него стояли Самвел, Парсадан, другие старые воины. Беседу начал Самвел:
— Прости меня, ишхан, одно слово хочу тебе сказать…
Амирспасалар давно был знаком с причудами Самвела.
— Что скажешь нового, Самвел? — с улыбкой справился он.
— Нового нет ничего, кроме того, что завтра бой с врагом. А вот что я хочу сказать тебе: опять в самую гущу сечи полезешь, ишхан! Себя ты не жалеешь, нельзя так…
— А где мне еще быть, Самвел? — смеясь ответил Захарий. — В обозе оставаться, что ли, вьючных мулов пасти?
Тут в разговор вмешался Парсадан:
— Не смейся, патроно, старый сомхитар правду молвил! Береги свою жизнь, она наша, а не твоя…
Растроганный солдатской заботой, амирспасалар негромко пояснил:
— Вот потому-то, Парсадан, что моя жизнь принадлежит всему народу, я впереди всех и должен биться!
Парсадан хотел что-то возразить. Но тут в лунном свете появилась конная фигура, Торели негромко доложил: