Дозорный сторожевой башни обеспокоенно взглянул на кучу хвороста, наваленного на площадке, поправил у пояса огниво и снова прильнул к бойнице. Внизу, на повороте тропы, сверкало оружие, небольшая группа всадников, скрытая деревьями, неторопливо продвигалась вдоль низкого берега горной речки. Впереди на крупном вороном коне ехал дородный рыцарь в кожаном походном кафтане и островерхом персидском шлеме, за ним следовало несколько конников. Немногочисленность всадников и их мирный вид успокоили дозорного.
— Гости едут к парону[2] Саргису… На крестины сына! — пробормотал он в густую рыжую бороду.
Тропа стала спускаться, петляя среди покрытых лесом гор. Изредка по дороге попадались неглубокие пещеры — пастушьи убежища от непогоды, со следами потухших костров. Показались плетни и живые изгороди садов. На повороте открылся выход из ущелья и широко раскинулась холмистая долина между двумя отрогами гор, с большим селением у реки. Возделанные поля зелеными полосами тянулись к садам селения, окружая северный отрог горы Лалвар. На утесе орлиным гнездом высился замок с башнями из серого камня. У подножия, на другом берегу, укрытая вековыми ореховыми деревьями, виднелась небольшая церковь с остроконечным куполом. Дальше тянулись виноградники.
Часовых не было заметно на башнях, все темное здание замка казалось вымершим. Крутая тропа вела по косогору к крепостным воротам. После прохлады ущелья жара казалась путникам уж очень сильной.
— Наконец-то сподобились чертову обитель узреть! — проворчал всадник, пришпоривая коня. Весь небольшой отряд помчался вдоль садов по горной тропе.
Глухой звук рога пронесся и застыл в горячем воздухе. Из бойницы воротной башни выглянуло лицо привратника.
— Иисус Христос! Кто там?
— Старая ворона! Не видишь, кто приехал? — заорал рыцарь, задирая голову. Он снял шлем, открыв потное багровое лицо с вислыми черными усами.
Привратник замешкался, с недоумением вглядываясь в конную группу.
— Живее открывай ворота, собачий сын, не то отведаешь моей плети! — окончательно рассвирепел всадник.
Испуганное лицо старика быстро исчезло. Окованные железом ворота стали медленно открываться. Гулко застучали под каменными сводами копыта коней, и всадники въехали во внутренний мощеный двор.
Во дворе было пустынно. По мостовой, прихрамывая, ковылял привратник.
— Где хозяин? — грозно спросил рыцарь в персидском шлеме, не слезая с коня.
— Ишхан[3] у госпожи, на женской половине. Наследник сегодня у нас родился. Всех слуг по соседям разослали, на крестины зовем, — с готовностью доложил старик.
— Вот мы и поздравим твоего «ишхана» с рождением сына! — усмехнулся всадник, спешиваясь. — Показывай дорогу, старая ворона!
В небольшом зале царил прохладный полумрак. В глубоком окне виднелось синее небо, но солнечные лучи не проникали в скудно убранный покой. Лишь над огромным камином висели на стене оленьи рога да в углу стояли два кресла и крытая дешевым сукном широкая скамья. Приезжий неторопливо ходил по неровному полу из каменных плит, цепляя шпорой грубый ковер, и был явно недоволен приемом в доме мелкого азнаура[4].
— С приездом, благородный Шабурдан! — прогудел низкий голос в зале.
В дверном проеме, освещенный солнцем, стоял человек гигантского роста, в простом кафтане. Азнаур обернулся на приветствие хозяина замка. Огромная фигура двинулась к нему. Дружески протянулась могучая рука. Приезжий пожал широкую ладонь, что-то проворчал в усы. Но парон Саргис не обратил внимания на угрюмый вид прибывшего. Улыбнувшись, радушным жестом указал он на кресло:
— Садись, прошу тебя, будь гостем!
Сам хозяин замка уселся на скамью, поглаживая каштанового цвета усы. Видно было, что он чем-то очень доволен.
— С чем добрым из Лори пожаловал? Как здоровье славного Иванэ? — приветливо расспрашивал он.
— Великий амирспасалар требует тебя с конниками в Лори через три дня. Явитесь в полном снаряжении! Триста человек обязан ты привести, парон Саргис! — отчеканил Шабурдан.
Саргис с недоумением переспросил:
— Триста всадников, через три дня, в Лори?
— Да, таков приказ великого амирспасалара.
— Но Хожорни никогда не выставлял столько конницы! — возразил Саргис.
— Не выставлял прежде, а ныне придется! — отрезал Шабурдан и многозначительно добавил: — Сам знаешь, князь шутить не любит, строго взыскивает за непослушание…