Поднявшись по крутому мощеному подъему к Мтацминде[65], Занкан оставил своего коня у большого особняка и велел сопровождающему приказчику постучать в дубовую дверь. Угрюмый привратник не спеша приоткрыл створку.
— Хозяин дома? — спросил Занкан.
— Батоно собирается во дворец, — отрывисто проворчал страж.
— Отлично!
Занкан сошел, поддерживаемый приказчиком, с коня и поднялся на второй этаж. В обширной горнице у венецианского зеркала стоял статный мужчина средних лет и примерял с помощью портного придворный кафтан.
Выходец из кипчакской военной верхушки, Хутлу-Арслан разбогател на поставках степных коней и недавно был назначен царским казначеем. Правильные черты лица Хутлу-Арслан унаследовал у матери-грузинки. Простой нрав и необыкновенная щедрость снискали ему большую популярность среди купечества и ремесленников Тбилиси, а также у служилых людей.
За примеркой кафтана молча наблюдал сидящий у окна высокий человек в темном архалуке.
— Свет добрый дому сему! — громко возгласил Занкан с порога.
— Занкан, друг! — протягивая обе руки, пошел ему навстречу казначей. — Каким добрым ветром тебя занесло? Садись здесь, на тахте, поудобнее…
— Посоветоваться по делу одному заехал! — объявил Занкан и многозначительно уставился на портного. Потом перевел взгляд на человека у окна.
— Мой добрый приятель, азнаур Папуна Челидзе из Греми, — поспешил представить того Хутлу-Арслан. — Шакро, забирай кафтан на переделку. Я в старом поеду… — И хозяин дома шепнул приказание слуге. Вскоре на низком столике с перламутровой инкрустацией появились запотевший глиняный кувшин и серебряные кубки. Слуга разлил вино и удалился.
В иное время Занкан обрадовался бы возможности поразглагольствовать с азарпешой в руке, но казначей явно спешил… И, не дотронувшись до кубка, Занкан начал издалека:
— Восстали князья против помазанника божьего, не побоялись кары небесной…
— Выпей, прошу тебя! — угощал любезно Хутлу-Арслан.
— …И много азнауров к ним примкнуло в Лори, говорят на базаре, — продолжал Занкан, взяв кубок и чокаясь с хозяином.
— Не все, а знатнейшие и богатейшие!.. — злобно перебил высокий азнаур. Вскочив с места, он пылко заговорил:
— За холопов князья стали почитать свободных азнауров, уже отдают нас в приданое за своими дочерьми! И земли наши дедовские отнимают насильно за долги…
— Тце-тце! — зачмокал сочувственно Занкан. — Что и говорить, беззаконники эти князья…
— А в замках своих чеканят монету неполновесную, хоть и запрещено это царским указом, — добавил казначей и снова разлил вино по кубкам.
— А потом с мечом в руках нам всучивают за товар, — подхватил Занкан. — А грабежи на дорогах?
В горницу вошел шелкоторговец Манвел. Он недавно похоронил своего отца и стал главой торгового дома. Занкан возбужденно кричал:
— А вот спросите у Манвела — нашлись ли десять верблюжьих грузов наилучшего шелка, что ограбили у его покойного родителя на Лихском перевале?
— Видели наши люди, как этот шелк торговали в Цхуми у княжеского управителя грузинские купцы, — хмуро ответил Манвел и пояснил: — Пограбили тот караван слуги князя Бадиани, все так говорят…
Хутлу-Арслан нетерпеливо на гостей посматривал. Ему надо было ехать в Исани на доклад, но долг гостеприимства прежде всего. Занкан поспешил задать давно мучивший его вопрос.
— Патроно Аслан, много ли войска у благоверного царя наберется?
— Гвардия и конники Хубасара в Тбилиси, — лаконично ответил кипчак на малоуместный вопрос.
— А кто из эриставов верность царю сохранил? — допытывался назойливый купец.
Хутлу-Арслана начинало сердить любопытство главы купечества. Он стал неохотно перечислять:
— Благородный Сурамели, рачинский властитель Кахабер, да и залихские мтавары с князем Варданом как будто не примкнули к мятежу.
«Немного!» — подумал Занкан. Казначей как будто прочел его мысль:
— На одном суку все мы держимся, мой Занкан! И если восторжествуют мятежники князья и старые порядки наведут, вконец обнищают купцы и еще хуже станет ремесленному люду! Рогатки везде на дорогах понаставят, пошлины беззаконно драть начнут с купцов, и народ весь поборами непомерными задавят…