Выбрать главу

Нерсик молча приложился к старческой руке и двинулся к воротам.

— Посох возьми от собак! — дрогнувшим голосом крикнул Кероп.

Легким шагом спускался Нерсик вниз по ущелью. Горная тропа шла вдоль русла светлой речки, которая весело прыгала с камня на камень, обдавая брызгами зеленую траву. Миновав сельский караул у выхода из ущелья, молодой горец зашагал по равнине.

Над селом Сурб-оган поднимались тучи пыли. Громко мычал крупный рогатый скот, отчаянно блеяли овцы, лаяли собаки, подгоняя отару. Следом шли запряженные быками арбы с немудреным деревенским скарбом. Сидя на мешках с зерном, женщины испуганно прижимали младенцев к груди. Ребята повзрослее шли за арбой, помогали отцам гнать скот — село уходило в горы.

Увидев старого знакомца чабана, Нерсик пошел рядом с ним.

— Люди говорят, султан еще в Арзруме. Поди, все пирует с нашим эмиром! — отрывисто говорил чабан. Нерсик не отставал, шагал рядом.

— А в Даройнке как, дядя?

— Все никак в горы не соберутся уйти! Как бросить дом, добро нажитое? Мы-де подданные брата султана, кто нас посмеет тронуть? А того не понимают, что башибузуку все равно кого резать… — в сердцах ответил чабан.

Встревоженный Нерсик повернул обратно, к Даройнку. Обогнув замковый утес, грозно возвышающийся над городом, он подошел к окраине. Солнце склонилось к хребту. К небу мирно поднимались сизые дымки, доносился запах горящего кизяка. Нерсик прислушался. В городе, стояла тишина. Вдруг отчаянный женский крик пронзил вечерний воздух.

Отвечая ему, на улицах раздался дробный топот коней.

На окраине города, у самой дороги, стоял большой дуб с пышной кроной. Нерсик быстро вскарабкался на сук и, притаившись в листве, стал прислушиваться.

В Даройнке шел погром. Вздымая пыль из-под копыт, мчались туркменские кони. Доносились крики «Алла, Алла!», трещало дерево ворот. Всадники врывались в дома, и оттуда слышались вопли жителей. Озверелые воины выбрасывали людей из окон на мостовую, разбивали черепа детей о стены, насиловали женщин. Под бичами дико ревела угоняемая скотина. Кое-где уже полыхали пожары…

С расширенными от ужаса глазами Нерсик следил за кошмарным зрелищем. Крики погромщиков приближались, дальше медлить было опасно. Юноша соскользнул по стволу и со всех ног бросился бежать.

С восходом солнца у караван-сарая на перевале, где в палатках заночевал авангард Захария, началось необычайное движение. К Зивинберду спускалась конница. В голове колонны маячили пешие дозоры, которые дымовыми сигналами должны были предупредить о появлении противника. Ночью к перевалу Мецрац прискакал гонец, и Захарий узнал от него, что Даройнк уже занят врагом. Всадники ехали кучно, остерегаясь растянуть колонну. Были среди них и ветераны войн царя Георгия, были и совсем юнцы, впервые в походе. Как всегда, амирспасалар был с головной частью. Он перебрасывался с бойцами ободряющими словами и негромкими шутками. Двигались конники переменным шагом по лесистой дороге и до полудня подошли к Зивину. Амирспасалара перед крепостью встретили горцы с Ваганом во главе.

— Государь, в Даройнке резня! — коротко сообщил Ваган. — Сын мой очевидец тому…

Амирспасалар, помрачнев, недоверчиво переспросил:

— Но ведь там живут подданные арзрумского эмира?

— Для разбойников все равны! — с горечью махнул рукой Ваган. — Мало кто спасся от их мечей… Какие приказания будут, государь?

— Выдели надежных проводников — по два-три в каждый полк, Ваган. Надо всю конницу без шума, тайком провести в ваши селения. Я пойду в голове с тобой, и Савалт-хан с нами. Ему надо с кипчаками продвинуться как можно дальше.

— До горы Воскеанк? — догадался Ваган.

— Да. А как с горными проходами из равнины?

— Наглухо закрыты, государь. Мышь не пробежит, — заверил горец. — Людей вооружил всех.

— Добро. С тобой поедет пятисотник Ростом с лорийцами. С богом!

Громадный султанский лагерь раскинулся на равнине у восточного склона скалы, на которой возвышался старинный замок. Железистые источники выбивались из-под подошвы утеса и, оставляя ржавый след, стекали в реку Басен. Рябило в глазах от разноцветных шатров эмиров и беев, огузских кожаных и волосяных юрт, черных палаток курдских отрядов. Бесчисленные табуны рассыпались по всей равнине, прижимаясь к речным поймам, где еще сохранилась свежая трава. Большой осадный парк, гаремы знати и обозы с десятками тысяч рабов и военнопленных расположились по другую сторону горы, вдоль дороги на Арзрум. Горы мешков с зерном и мукой, ящиков с оружием и доспехами громоздились на земле вперемешку с походными кузнями, хлебопекарными печами и котлами для варки пищи. На равнине, поросшей жухлой травой и мелким кустарником, паслись неприхотливые верблюды, мулы транспорта и рогатый убойный скот.