Неистовый гнев охватил монсеньера Рандолу, когда прибыло идиотское сообщение Террачини. Потрясая кулачками перед испуганным секретарем, он исступленно выкрикивал:
— Распроклятый левантинец! Per Dio![77] Так нагло обмануть его святейшество, украсть двести червонцев у Святой конгрегации!
В пылу гнева Рандола забыл, что Гарегин Хетумян получил на руки только сто червонцев…
— А этот бочонок сала тоже хорош! Не мог сразу схватить и покарать предателя! «Жду ваших мудрых указаний»… Осел!
Несколько поостыв, прелат начал прикидывать в уме. Левантинец, несомненно, «двойной шпион». Стало быть, он имеет поручение и от анийской разведки и, очевидно, скрывается где-нибудь поблизости от султанского дворца. Надо поручить этому толстомясому ротозею Террачини срочно связаться с сельджукской полицией и выдать ей подлого армянского лазутчика. А в качестве вещественного доказательства выслать в Конию портрет пронырливого негодяя, учинив обличительную надпись: «Хетумиано — армянский шпион», с приложением печати. По портрету сельджукские ищейки живо разыщут предателя…
Очень обидно было аббату Террачини получить письмо из Рима, полное брани и угроз. Поразмыслив, падре Джордано пришел к утешительному выводу, что монсеньор Рандола сам попал впросак с хитроумным левантинцем и кардинал Бенедикт да и его святейшество этого ему не простят. А тогда… Но сейчас не время думать о карьере, надо выполнять задание Рандолы, пока тот еще в силе. И аббат двинулся во дворец, где рассчитывал встретить понимание и даже благодарность за сведения об армянском шпионе.
По обыкновению, он пробрался к эмиру меджлиса Авшар-беку, который вел при конийском дворе посольские дела. Когда аббат через толмача объяснил ему необыкновенный случай с лазутчиком из Ани, Авшар-бек сразу оживился:
— Великий падишах (живи он вечно!) будет очень доволен, если мы поймаем этого проведчика арменов. Но спроси франгского улема, как это нам сделать?
— Эччеленца, вот его портрет. А на обороте написано по-латыни: «Хетумиано — армянский шпион» и поставлена печать, — объяснил Террачини.
Авшар-бек схватил портрет и застыл с открытым от изумления ртом:
— Да ведь это сирийский купец, который втридорога продал мне дамасскую саблю!
— Вы его знаете, эччеленца? — в свою очередь изумился Террачини.
Тотчас был вызван правитель столицы. Ему был отдан строгий приказ — в двухдневный срок лично обыскать все караван-сараи и рынки, найти сирийского купца Башира или как там еще может назваться этот пройдоха, и в оковах доставить его к Авшар-беку. Эмир сообразил, что в случае поимки и казни купца-шпиона он сохранит пятнадцать, а быть может, вернет и десять динаров, неосмотрительно выплаченных в счет стоимости дамасской сабли. А франгский улем, со своей стороны, обещал пятьдесят динаров сыщику, которому удастся изловить Хетумяна.
После двухдневных безуспешных поисков начальник города опасливо доложил, что сирийский купец Башир бесследно исчез из Конии.
— Направь чаушей во все города, безмозглый ишак! — заорал разъяренный Авшар-бек. — Головой отвечаешь за поимку эрменского лазутчика!
Глава XV. ХАЛИФ НАСИР
С начала XII века Багдад уже начал терять свое былое значение и на первое место выдвинулся Моссул, крупный торгово-ремесленный центр Ирака, близко расположенный к горным разработкам Армянского нагорья. Под владычеством Айубидов в Сирии процветали Дамаск и Алеппо, а в Египте — Каир. Но из Персидского залива продолжали в громадном количестве поступать (через Басру) на багдадские склады восточные товары для переотправки на Запад. А улицы Багдада, подобно католическому Риму, кишели бесчисленным духовенством — сеидами, шейхами, пирами, улемами, муфтиями и факихами. Часто мелькали и фигуры в остроконечных колпаках «мусульманских монахов» — дервишей.
После бездарных аббасидских халифов талантливому Насиру за свое долголетнее правление удалось несколько восстановить былой престиж «повелителей правоверных». Противоборствуя засилию богословов, он перестал преследовать городские братства и даже преобразовал их в своеобразный рыцарский орден. Насиру удалось вернуть и «Папскую область» ислама — Ирак — Араби. С крупнейшими мусульманскими правителями Передней Азии — конийскими султанами — Насир связался брачными узами.