Захватив султанский престол, Рукн-ад-дин известил об этом халифа, послав в Багдад богатые дары. В ответ Насир любезно пожаловал ему «с пречистого и благородного своего тела шаровары целомудренной чистоты, халат доблести» и мула с золотыми подковами, одновременно прислав разрешительную грамоту на верховную власть в Руме с титулом «Победоносного Помощника Повелителя правоверных». При короновании Рукн-ад-дин надел присланный почетный халат, а халифский посол трижды стукнул его золотым скипетром по спине, наставляя в соблюдении справедливости и истинной веры. Потом подвели дарованного мула, и султан благоговейно облобызал золотую подкову на его копыте. Так внешне благожелательно складывались взаимоотношения между халифом и его почтительным вассалом.
Свидание халифа с Рукн-ад-дином состоялось в том же дворцовом зале и с тем же сложным ритуалом, что и десять лет назад с неудачливым атабеком Азербайджана. Сильно подвел тогда Абу-Бекр халифа позорной утерей в сражении священного знамени пророка, и Насир насторожился, когда был почтительно извещен о приезде султана. Зачем нужно было Рукн-ад-дину покидать свою столицу и ехать к халифу в далекий Багдад в такое горячее время, когда со всех областей обширного султаната началось передвижение войск?..
Сразу бросалась со стороны разница во внешности между утонченным халифом — сорокалетним сухощавым арабом с орлиным профилем, с маленькой головой под белым тюрбаном, красивыми миндалевидными глазами и небольшой черной бородкой, и грузным рыжебородым сельджуком с крупным костяком и громадной головой, круглым плоским лицом с тяжелыми веками и толстыми губами. В душе Рукн-ад-дин презирал своего духовного владыку, растерявшего былую воинскую мощь Аббасидов, и мечтал о том дне, когда сможет провозгласить себя султаном султанов. Но, как правоверный суннит, он не мог решиться на войну с курджиями без халифского благословения. С своей стороны, проницательный халиф хорошо понимал, какую непоправимую ошибку допустили его предки, приняв в пределы халифата тюрков, идущих напролом к своей заветной цели — верховной власти над всеми правоверными…
Беседа двух мусульманских властителей началась с разговора о безнаказанности подлых исмаилитских убийц отца Насира.
— Собаки! — с горечью говорил халиф. — Нет ни одного разряда людей более зловещих, более преступных, чем этот люд… Да проклянет их Аллах! Разве не они убили моего достойного отца? До сих пор кости его тщетно вопиют о мщении…
Рукн-ад-дин сочувственно заметил:
— Да озарит свет Аллаха его могилу! Но Аламут — в пределах Азербайджана, и, как я слышал, атабек некогда обещал разрушить это гнездо порока…
Насир недовольно покосился на султана, а тот уже начал с пафосом излагать свои воинственные намерения:
— Курджии вынули голову из ярма покорности и ходят по ковру возмущения, великий халиф! Я намерен их покарать и прибыл в «город благоденствия» испросить благословения наместника пророка на дело веры!
Насир решил отплатить падишаху. Поглаживая небольшую бородку, он ядовито молвил:
— Да, Абу-Бекр также уверял, что собирается покарать курджиев… Приезжал ко мне в Багдад, упросил дать золото и зеленое знамя пророка. Дал я ему и то и другое. Валлах! Где теперь деньги, где священное знамя? Мое золото растрачено на трусливых наемников, а знамя попало в руки презренных курджиев. Каждый день молитвенно прошу Аллаха простить мне сей грех!.. Кто вызволит святыню из рук гяуров? — И халиф раздумчиво добавил: — А к стране курджиев добавилось много армянских земель, и сила их весьма возросла…
— Я не прошу золота у великого халифа! — вскипел Рукн-ад-дин.
Положив руку на осыпанный драгоценными камнями эфес сабли, султан с возмущением продолжал:
— Во имя аллаха, как можно сравнивать мое мореподобное воинство с ордами Абу-Бекра?! Двести — триста тысяч закаленных воинов у моих эмиров и беев, много раз разбивали они с помощью Аллаха лучшие ромейские и франгские войска!
Насир печально покачал головой:
— То же самое говорил и Абу-Бекр! Да и чем могу я помочь святому делу? Денег тебе не надо, знамени пророка у меня больше нет. Впрочем, к чему оно тебе? В пустынях Хорезма твои славные предки всегда сражались под черным знаменем радости[78]…
Рукн-ад-дин стоял на своем:
— Благослови мои войска, о великий халиф, и объяви джихад!
В такой благочестивой просьбе Насир отказать султану не мог. Хлопнув в ладоши, он приказал вбежавшему нукеру призвать везиров и улемов. Вскоре обширный зал наполнился придворной знатью и духовными лицами, к которым халиф обратился с речью: