Адалиец таращил глаза от удивления. Наполнив кубки доверху, он возгласил здравицу за султана:
— Да будет он вечен и велик! Слышал я, что от ваших молодцов прячется сама смерть и ангелы бегут от них!
Ахмед приосанился. Выпив залпом весь кубок, он продолжал:
— Гулямов (их четыре тысячи) с детства готовят к войне, так же как и тысячу отборных бекских детей. А к ним можешь присчитать пятьсот варангов и афганов наемных, да две сотни огланов охраны из Хорасана и Дейлема. Вот каково личное войско падишаха! А кроме сипахов и огузов есть тысячи и тысячи других конников, — продолжал хвастаться пятисотник. — Например, курды из Верхнего Двуречья[87] — племена кельхор, мамаш, мангури, мандан… всех не упомнишь.
— А огузы, те где в битве пребывают? — уже заплетающимся языком вопросил адалиец и икнул.
— Да говорят тебе, на правом и левом крыле. Правым командует бей племени кайи, а левым — бей племени байиндур. Какой ты непонятливый! Впрочем, что смыслит купец в ратном деле? — заключил Ахмед. — Давай-ка лучше допьем кувшин этого неплохого вина да отправимся к старому Фатали. Говорят, прибыли к нему новые арфистки…
Оставив Савалт-хана в Карсском лагере, амирспасалар возвращался в Ани. После долгих скитаний в горах он чувствовал большую усталость, тревожили думы о предстоящем грозном столкновении с султанскими полчищами. Проехав через городские ворота, амирспасалар отослал Ростома в Вышгород, а сам направил коня к новому дворцу. Не успел Исраел начать докладывать о неотложных делах, как из Вышгорода прискакал пятисотник с вестями из Севастии. Грозные события нарастали. Хетумян спешил и был вынужден доверить очередное донесение крылатому гонцу. Быстро примчался в родную голубятню в Вышгороде крапчатый голубь и принес под крылом небольшой кусок тонкого пергамента:
«Я в Севастии. Чауши без устали гонятся по моим пятам. Султан с главными беями здесь, самолично проверял в арсенале манджаники[88], их много припасено для осады Ани и Тбилиси. Ежедневно в султанский лагерь прибывают со всех мест войска. Гулямов гвардии и огланов — шесть тысяч тяжело вооруженных всадников. Султан уже тайно разослал всем беям приказ выступить с обильным войском (конным и пешим), захватив манджаники и тараны, и собраться в Севастии с шестимесячным продовольствием и с палатками. Поставщики мяса считают, что в лагере одних огузов набралось сто тысяч, а сипахов и курдов не меньше. Со дня на день ждут выступления в поход. А войска эмиров Мардина и Джезиры, а также газии из Мосула пойдут прямо на Муш и Болорпахакский мост на соединение в Басене с султаном. Я уезжаю в Ерзнка».
— Яснее не напишешь, — задумчиво проговорил Захарий. — Золотой человек Гарегин! Недаром считал его покойный Заал Саварсалидзе своим лучшим выучеником… Видно, до боев остались считанные дни, надо спешить встретиться с Нукардином до соединения всех его войск. Вели седлать коней, Ростом, едем в Вардзию к царице…
В пещерном покое царицы, перекрытом ложными сводами, все стены и потолок были сплошь затянуты шелковыми тканями. Бархатная дорожка покрывала ступени входа, огромный персидский ковер раскинулся на всю комнату. В алькове, за занавесью, помещалось ложе.
Тамар сидела на низкой тахте около пробитого в туфовой толще окна и смотрела вниз, на цветущую Хертвисскую долину, откуда доносился глухой рокот разлившейся после летних дождей реки. В покой вошел предшествуемый пажем Захарий, только что прискакавший из Ани. Полководец был в походной одежде и в высоких, забрызганных дорожной грязью сапогах. Царица поняла, амирспасалар прибыл с важными новостями и потому пренебрег этикетом. Сняв головной убор, Захарий склонился в почтительном поклоне.
— Добро пожаловать в Вардзию, Закарэ! — ласково молвила царица. — Сядь около меня и расскажи, что делается на границе…
— Важные вести из Севастии от нашего лазутчика, государыня. Вот что я получил два дня назад по голубиной почте.
Прочитав тревожное сообщение Хетумяна, Тамар подняла глаза на амирспасалара:
— Что намерен предпринять, Закарэ?
— Разведку в Басене я произвел, место для битвы нашел подходящее. Уже послан гонец в Тбилиси государю Давиду с просьбой поспешить в Карсский лагерь с гвардией, аланами и ополчениями Картли и Кахети. Латники Вачутяна из Ани уже выступили, а нашу родовую конницу из Сомхити ведут Мушег Мамиконян и брат Иванэ. Имеров и месхов через перевал Ркинис-Джвари приведет Чиабер Торели. Сам я завтра утром еду обратно в лагерь, — докладывал Захарий.