– Дела шли бы еще лучше, если бы он не потерял память, – поправил меня Арно с горечью в голосе.
– Конечно-конечно, – согласился месье Амон, – но он молод, все еще вернется.
– Надеюсь, – продолжил Арно, – а еще я надеюсь, вы сможете объяснить, что случилось. Того, что вы сказали по телефону, нам недостаточно, вы о многом умолчали. Представьте, в какой ужас мы пришли, узнав, что сына нашли в коридоре без сознания!
Директор бессильно развел руками.
– Боюсь, мне больше нечего вам сообщить. Свидетелей того, как упал Ромен, не было, да и камеры, чтобы следить за учениками, пока еще не догадались установить! Сам Ромен был не в состоянии рассказать, что произошло, а коллектив педагогов пришел к заключению, что он просто поскользнулся и потерял сознание, ударившись об пол. Это просто несчастный случай! Нам очень жаль, но поймите, мы не можем пристально наблюдать за каждым из учеников.
– Конечно, только все слишком уж гладко получается: никто ничего не видел, никто ничего не слышал, тем временем нашего сына нашли без сознания, а кто-то воспользовался случаем и стащил у него телефон! Я начинаю сомневаться в безопасности вашего заведения для учеников и теперь подумываю подать жалобу!
Угрожающий тон Арно пришелся явно не по душе директору. Вежливость сменилась строгостью. Выпрямившись в кресле и сведя кончики пальцев, он снисходительно отчеканил:
– Послушайте, месье Валинцки, наше заведение отличается безупречной репутацией, и подобное происшествие случается у нас впервые. Вы утверждаете, что ваш сын потерял память. Но почему вы так уверены, что он не потерял и телефон вместе с ней? Или сломал? Или одолжил? Поэтому вместо того, чтобы приходить ко мне в кабинет с угрозами, предлагаю вам явиться на родительское собрание!
И тут я понял, что началась вой на. Щеки Арно залились краской. Я даже подумал, что он сейчас взорвется, как Везувий над Помпеями.
– Мне не нравятся ваши намеки, – прошипел он, – и, представьте, сегодня вечером… меня ждут дела поважнее!
– Важнее, чем сложившаяся в школе ситуация с вашим сыном?
Открыв рот, Арно повернулся ко мне, метнул взгляд, переполненный яростью и бессилием, и на конец заявил:
– Я не обязан перед вами отчитываться. И прекрасно знаю, как должен поступить.
– Я тоже, месье.
Короче, в итоге они немного успокоились, и Арно ушел. Директор тут же отвел меня в класс. Едва он постучал в дверь, мне стало нечем дышать, потому что только в тот момент я понял, через что мне придется пройти в ближайшее время: тридцать четыре пары любопытных глаз вовсю пялились на меня. И я подумал, что не переживу этого.
Едва подавив желание взять ноги в руки и бежать, я последовал за месье Амоном внутрь, как только женский голос произнес роковое: «Войдите!»
В то мгновение все произошло так, как я и ожидал, только еще хуже! Я не был готов к тому, что мне самому придется столкнуться с тридцатью четырьмя учениками, которых я не знал – точнее, которых не узнавал. Представь, это как снова стать новеньким, однако остальные-то уже познакомились с тобой девять месяцев назад. Хуже не придумаешь. Я ощутил, что мне не хватает воздуха и кружится голова. Пришлось глубоко вдыхать и выдыхать через силу.
Я настолько зациклился на своем дыхании, что совершенно не слышал директора. Его слова и невольные восклицания одноклассников доносились будто из тумана, а учительнице французского, мадам Бувье, пришлось дважды окликнуть, прежде чем я пришел в себя, когда директор уже вышел.
– Э-э-э… Да?
(К счастью, здесь не было Беатрисы, чтобы отчитать меня.)
– Я сказала, ты можешь сесть за свою парту. Не переживай, мы приложим все усилия, чтобы все пришло в норму, не так ли? – обратилась она к классу.
Ей ответил невнятный гул. Думаю, это значило «да».
– Ему круто повезло, – заговорил чей-то голос, пока я садился на место, – обзавелся железным алиби, чтобы баклуши бить! Когда я говорю, что забыл написать сочинение, вы меня ругаете!
Все вокруг расхохотались, и мадам Бувье призвала класс к порядку:
– Хватит, Элиас, нельзя пользоваться такой ситуацией, чтобы отличиться.
– Я пошутил, мадам, – нагло ответил он. Как и все в классе, он наблюдал за мной, и наши взгляды пересеклись. Его черные блестящие глаза, переполненные иронией, следили за мной, пока я не сел на свободное место у стены рядом с коридором. Он такой же яркий блондин, как я брюнет. Однако на этом наши отличия не заканчиваются: от Элиаса прямо веет уверенностью в себе, пусть он и не выглядит шибко умным. За словом в карман он не полезет, и если его остроумие никак не влияло на мадам Бувье, то за день я насмотрелся на преподавателей, которые терялись при его наглости. И в то же время Элиас довольно ловок: ни за что не догадаешься, как именно нужно понимать его колкости. Он издевается над некоторыми с такой «невинностью», а те даже не знают, что ответить. Признаюсь, я бы хотел хоть чуточку походить на Элиаса. И не затем, чтобы поддевать учителей, а для того, чтобы просто чувствовать себя уверенней, когда приходится разговаривать с кем-то, кто производит на меня впечатление.