Элоиза так и не научилась настаивать на своем. Склонность Роя к выпивке и его болезни сказались и на ней, и на мне. К тому времени, когда я доросла до свиданий с парнями, то уже решила, что все мужчины ужасны и непредсказуемы и общение с ними далеко небезопасно.
С Полом я познакомилась в частном университете на Манхэттене. Он вел себя так добродушно и скромно, что я сочла его притворщиком. Первые полгода наших свиданий я провела как на иголках, все ждала, когда с него спадет маска приличия и Пол, взявшись за бутылку, даст волю кулакам.
Но он оставался все таким же добродушным.
Доброта Пола не убедила меня в том, что так бывает, — что не все мужчины ужасны. Такое несоответствие возымело другой эффект. На фоне Пола мой отец стал выглядеть еще хуже, чем был на самом деле. И чем чаще я встречала мужчин, более здоровых и меньше подверженных вспышкам темперамента, тем упорнее они казались мне аномалиями.
Я не понимала, как их воспринимать. Не понимала, как с ними общаться, поэтому отвергла Пола. Однажды вечером — того случая я никогда не забуду — он стоял под моими окнами под проливным дождем. Прямо как в кино. И умолял меня — а вода стекала по его бледному лицу, по дрожащим векам, — умолял меня передумать. Клялся, что исправит все совершенные им ошибки.
Его поведение, однако, породило во мне лишь холодную ярость. Увидев его в таком состоянии, я внезапно сочла его слабаком. Жалким слабаком. Мне не хотелось иметь ничего общего с таким человеком. Мне нужен был кто-то сильный, как мой отец. И, чтобы показать свою собственную силу, я влепила ему пощечину. Я ударила Пола. Тогда, единственный раз во взрослом возрасте, я ударила человека.
Потрясенный, озадаченный, Пол отступил. Кровь из уголка его рта, смешавшись с дождевой водой, каплями стекала по подбородку. Он коснулся разбитой губы, посмотрел на свои испачканные кровью пальцы, посмотрел на меня и ушел.
В ту ночь, одна в своей квартире, под шум проливного дождя, я размышляла о том, чего стоит моя жизнь. О том, что же я натворила. Похоже, я становилась копией моего папаши. Вспыльчивой, ожесточенной и одержимой бессонницей.
Где-то в конце моих очистительных страданий раздался звонок. Позвонила моя мать. Той ночью отец перенес обширный инфаркт и умер.
Такая своевременность, казалось, благоприятствовала мне. Я как раз проходила через тягостное переосмысление — своего рода метаморфозу, — пытаясь выйти из-под влияния моего отца. А в это время он ушел.
От этого меня затянуло в еще более глубокую яму. Я порылась в тайнике с наркотиками моей соседки и взяла все, что смогла найти. Заглотила все, что выглядело как таблетки. Но этого мне не хватило.
Следующие несколько дней я балансировала на краю пропасти в своем личном аду, выползая в город, чтобы раздобыть наркотики, пьянствуя в полном тумане. Мне хотелось умереть. Но каким-то образом я выжила. Я дошла до края пропасти, но не переступила за него. А потом подруга дала мне контакты проверенного психотерапевта.
Саре тогда было за пятьдесят, как и мне сейчас. Ее натуральные волосы отливали прекрасным серебристым блеском. Она носила простые серьги, два серебряных кольца и элегантную, удобную и практичную одежду. В ее офисе всегда пахло жасмином, и у нее имелся целый арсенал психотерапевтических приемов, творивших чудеса. Прогрессия[7], регрессия[8], ДПДГ[9] и прочее — в общем, она вытащила меня. Благодаря ей я смогла взять себя в руки и снова начать жить своей жизнью.
Первые восемь месяцев я посещала Сару раз в неделю, а потом целый год — дважды в месяц, и в итоге перешла на визиты по мере надобности. К тому времени как мы с Полом поженились, я уже подумывала о своей собственной практике. Мне хотелось помогать людям так же, как Сара помогла мне. Моя практика охватила все возрасты, от детей до стариков. Я научилась вести моих пациентов к выявлению истоков их травм и пороков. Докапываться до первопричин их чувства вины, тревоги и депрессии.
Однако не каждый мог связать свой душевный дискомфорт с каким-то провоцирующим инцидентом. Я знаю это. Мэгги Льюис подверглась насилию в юном возрасте. Эта травма терзала ее более десяти лет. Я начала наблюдать ее в двадцать один год, когда она уже пять лет принимала антидепрессанты. Ей хотелось отказаться от них. Она говорила, что они разрушили ее творческую жизнь — она была танцовщицей, а лекарства лишили ее нормальной мотивации, изменили тело и фигуру.
Я знала, что помочь ей можно, только докопавшись до травмы, вызванной насилием. Однако необходимо было продвигаться к той прошлой трагедии медленно и осторожно. Я могла лишь мягко направлять ее — она должна была сама противостоять тому насилию, когда будет готова.
7
Прогрессия — в психотерапии метод перемещения в воображаемое будущее, где пациент представляет себя преодолевшим психологическую травму.
8
Регрессия — в психотерапии метод обращения к воспоминаниям, как позитивным, на которые можно опереться в восстановлении душевного здоровья, так и негативным, которые позволяют точно определить травматический момент, ставший причиной психологического сбоя.
9
ДПДГ — десенсибилизация (понижение чувствительности к травмирующему стимулу) и переработка движением глаз; в психотерапии метод разблокировки нервной системы, которая не может должным образом обработать травматические воспоминания и адаптировать их до уровня обычных, не вызывающих невроза элементов опыта: пациент сосредоточивается на травматических событиях, следя за движениями руки терапевта, при этом динамика его глаз задействует обширные участки мозга, воспоминания обрабатываются нервной системой в режиме высокой эффективности и теряют свойства травмирующего стимула.