- Там я оставил…, - бормочу я и тычу пальцем в дверь.
- Что вы там оставили?! – уже менее решительно спрашивает женщина, толкает дверь и щелкает выключателем.
В комнате никого. Топчан аккуратно застелен простыней. На полу, только эмалированный тазик, прислоненный к стене. Я оборачиваюсь. Женщина смотрит на меня с издевкой. Я хочу сказать ей, что ошибся (должен же я как-то выкручиваться), но вижу на нагрудном кармашке ее халата вышитое красное сердечко. Я присматриваюсь внимательнее к медсестре. Она еще молода и неплохо сложена. Признаков испытанных страданий при сдаче анализов обнаружить не удается. Разве что она не успела застегнуть ворот, и он лишь частично прикрывают вздыбившиеся холмики приличных размеров. Мой взгляд соскальзывает в ложбинку между ними и почему-то застревает там. Я чувствую какое-то беспокойство, Она перехватывает мой взгляд и пытается застегнуть пуговицу. Теперь мне уже почти не видна ложбинка.
- Не надо, зачем вы…, - бормочу я и снова расстегиваю пуговицу.
Медсестра ошалело хлопает глазами, и щеки ее розовеют.
- Муж-чина! – как-то особенно выразительно, с акцентом на «ч» выводит она и по выражению ее сузившихся глаз я понимаю, что делаю что-то не так.
- Извините, - бормочу я, пытаюсь исправить ситуацию, но она вдруг резким движением бьет меня по руке.
- Вы маньяк?! –
Я догадываюсь, что слово, которым она обозначила меня, определяет что-то предосудительное, отступаю назад, задеваю прислоненный к стене эмалированный тазик и он, соскользнув по кафелю, грохает так, что сестра хватается за щеки.
- Господи, мы же всех разбудим, - шипит она, хотя теперь-то переходить на шепот не имеет смысла.
Я почти на цыпочках выхожу за дверь и слышу вдогонку голос медсестры.
- У меня же все равно скоро смена.
По дороге к своей кровати я пытаюсь вникнуть в ее слова, но так ничего и не поняв забираюсь под одеяло. Причем тут смена…
На другой день верзила сообщил мне, что анализ показал мою полную недееспо- собность.
- В чем? – не понимаю я.
- В производстве детей.
Я не могу въехать в проблему и таращу глаза на верзилу.
- Зачем их производить?
Верзила хмыкает, качает головой, потом неожиданно соглашается.
- Может и незачем.
Я надеюсь, что разговор окончен, но он, вместо того, чтобы отвалить усаживается у моей кровати.
- Может быть, они у вас были или есть?
Не знаю отчего, но этот детина все больше раздражает меня. Я с трудом сдерживаюсь. Чего на меня так таращиться, словно я партизан и должен сообщить какую-то тайну!
- Нет у меня никаких детей, – цежу я сквозь зубы.
- Ну а женщины?
- Что женщины? – теперь уже совсем не понимаю я.
- Женщины у вас были?
- И что с ними делать? – уже не без умысла спрашиваю я.
- С кем?
- Ну, с женщинами.
Мои сволочные соседи принимаются ржать. Верзила тоже хихикает как дурачок.
- Ну да, - напрягаюсь я. - Брать у них анализы.
Мужики веселятся так, что скоро попадают с кроватей.
- Как вы прошлой ночью брали в процедурной, - уже со злости вставляю я.
- У кого? – перестает сиять верзила.
- Ну, у дежурной медсестры. У нее тоже сердечко на кармане, - я киваю в сторону сопровождающей его адьютантши.
Худощавая едва не роняет свою папку и краснеет. Мои соседи начинают подвывать и я толком не понимаю, что отвечает мне доктор, но по тому, как он качает головой, а потом кладет свою безразмерную ладонь на мою голову понимаю, что допрыгался. Я даже опасаюсь, как бы он мне ее не оторвал.
- Вы мне еще подмигивали, - не сдаюсь я.
Подождав когда все успокоятся он принимается втолковывать мне что у меня галлюцинации, возможно, это просто рецидив на курс лечения, это пройдет, мне лишь следует как следует высыпаться. Волноваться не надо, ничего опасного в результатах не вы-явлено, а в последнем анализе тоже ничего необычного, особенно для моего возраста. Но, в любом случае это уже не их профиль. Здесь для меня сделали все что могли. Сообщение о том, что они сделали для меня все, что могли, означает, моя песенка спета.
Попытка уснуть не удается даже когда публика успокаивается и свет переключают на дежурный. У меня вдруг, непонятно на какой почве, возникает желание пробраться на пост дежурной сестры. Зачем, я толком понять не могу, да и вряд ли этой ночью снова де-журит та, вчерашняя. Самое смешное, что мне определенно хочется еще раз заглянуть в ее расстегнутый ворот. Не знаю зачем, но хочется. Пытаюсь призвать разум, но уговорить себя не удается. Я вылезаю из под одеяла, но подняться не успеваю. В приоткрытой, полупрозрачной двери проскальзывает какая-то тень и в палате бесшумно, словно приведе-ние появляется та, к которой я собрался. Она направляется прямо ко мне и, подойдя, пытливо смотрит в лицо.
- Не спите? – шепотом говорит она, и наклоняется надо мной.
Ворот ее халата расстегнут так же как вчера и в такой позе ложбинка мне видна ку-да глубже. Чувствую, что руки мои становятся неуправляемыми. Хоть связывай. Опасливо поглядываю на ее, похоже улыбающееся лицо. От нее пахнет чем-то ароматным, губы подкрашены.
- Снимайте штаны, - шепчет она.
– А вдруг не получится, - почему-то сомневаюсь я.
- Все получится, - убеждает сестра.
Только сейчас замечаю в ее руках подносик, а на нем шприц.
Предметы не вдохновляют.
- Зачем?
- Для удовлетворения. Чтобы лучше спали. И ничего не выдумывали.
- И что я должен вот так, ни за что страдать?
- А за что бы вы хотели пострадать? – берясь за шприц, улыбается она. – Ведь вы же ничего не можете.
- С чего вы взяли?
- Из вашей истории. Я подумала вначале, что вы и правда маньяк.
- Какой истории? - напрягаюсь я.
- Вашей.
Я не знаю, что она имеет в виду.
- А маньяк это, как будто, плохо…, - бормочу я.
- С какой стороны посмотреть, - хихикает медсестра.
Я пытаюсь прикрыть глаза, но волшебная ложбинка продолжает торчать передо мной, и я открываю их снова.
- Можно потрогать? – неожиданно для себя спрашиваю я.
Она, взглянув мне в лицо замирает, в ее глазах появляется что-то теплое, потом вдруг, отставив подносик, расстегивает еще одну пуговицу и подается ближе.
Пальцы у меня дрожат, но я чувствую теплую, нежную кожу. Я пытаюсь обхватить холмик всеми пальцами, прикоснуться губами, но какой-то шорох все портит - сестра выпрямляется, оглядывается и грозит мне пальцем.
- А вдруг в истории какая-то ошибка…
Потом она заставляет меня лечь на живот и сама оттягивает резинку моих пижамных штанов. Я зажмуриваюсь в ожидании тех же ощущений, какие испытал на сдаче анализов, но боль совсем другая и в другом месте. Я чувствую, как пальцы сестры поглаживают мою ягодицу, затем осторожно и неспешно натягивают штаны на прежнее место. Поднявшись и собирая свои склянки, сестра неизвестно к чему роняет:
- Я ведь не замужем.
Уже в проходе она оборачивается.
- А сердечек на карманы нам нашила внучка старшей. Она ходит в кружок рукоделия. Вот и развлекалась. Чем бы дитя ни тешилось…
Я уже вообще ничего не понимаю, порываюсь что-то прояснить, но чувствую, как тяжелеют мои веки и отнимается язык.… Наверное, к лучшему.
Следующим утром на обходе свита сопровождающих врача многочисленнее, чем в предыдущие дни. Кроме постоянных членов команды здесь невропатолог и какая-то молодая женщина с улыбчивым лицом и бархатным взглядом. В нем проскальзывает что-то вызывающее у меня настороженность. Фигура девушки, перехвачена по талии короткого халатика. У нее не очень высокая грудь, изящная шея… Явно не из нашего отделения. Она и невропатолог держатся немного особняком. Девушка слушает, а невропатолог что-то рассказывает ей и оба почему-то поглядывают в мою сторону. Конечно же, он рассказывает обо мне и наверное какую-нибудь гадость. Я начинаю нервничать и уже готов прервать вруна, как женщина вдруг начинает улыбаться. У нее улыбка удава присмотревшего кролика и теперь я точно знаю, что пришла она по мою душу. И так же как того обреченного меня пробирает дрожь нестерпимого желания быть проглоченным. Я уже готов упасть на четвереньки и ползти к ней, но неожиданно она отворачивается и удаляется вслед за компанией. Я еще некоторое время ревностно наблюдаю, как она останавливается, то у одной, то у другой кровати. Невропатолог продолжает свое словоблудие, из которого не понять абсолютно ничего. Девушка больше не оглядывается в мою сторону и мне остается созерцать ее сзади. Смотрю с таким напряжением, что начинает казаться, что ее одежда соскальзывает на пол. Я уже вижу ее обнаженное тело – изящную талию, выразительные ягодицы, стройные ноги…