И он был высоким. Очень высоким. Мне приходилось запрокидывать голову, чтобы изучить его. Когда я чуть не упала, а он внезапно оказался рядом, я почувствовала тепло его кожи, каким живым он ощущался, даже беспорядочное биение его сердца.
Устраиваясь на своей кровати, я удивлялась своим мыслям. Меня поразило, как энергично все крутится в моем сознании; как, обратив внимание на простые детали о ком-то, оживали те части меня, которые, как я думала, исчезли. Это давало мне надежду. Надежду на то, что, может быть, я не настолько потеряна, как все предполагали.
Конечно, если я подозревала, что изгиб мужской челюсти заставит в животе все дрожать, если понимала, что летнее небо голубое, а полночное небо — черное, тогда во мне зарыто гораздо больше.
Верно?
Я понятия не имела. То, о чем я думала, могло считаться общеизвестным, от чего мой мозг не посчитал необходимым избавиться. Я была подавлена, и это смущало меня. Я прошла несколько футов вниз по коридору, черт возьми. Увидела одного человека. Одного. И все же я здесь, дрожала в своей постели, будто увидела приведение, пытаясь понять смысл жизни.
Дверь медленно открылась. Эдди просунул свою темную кудрявую голову внутрь, немного растопив мое беспокойство. Достаточно, чтобы я смогла дышать.
— Я по-прежнему нужен здесь? — спросил он.
Я кивнула.
Мне понравилось, что он, зайдя внутрь, не позволил тяжелой двери захлопнуться. Вместо этого Эдди проскользнул в палату, обернулся и тихо прикрыл дверь за собой. Мой взгляд не отпускал его, даже когда он повернулся. Эдди был худым и длинным. Широкоплечим, пропорционально его росту. Мужчина был одет в пару выцветших джинсов, которые протерлись на краях, будто он носил их не первый год и редко надевал обувь, отчего они постоянно волочились по земле.
Его рубашка была темно-синей, а на спине было написано белыми буквами «Генерал Лох». Я понятия не имела, что это такое. Также на ней было изображено что-то похожее на Лох-несское чудовище. На ногах — простые белые с синими полосками по бокам кроссовки.
Он проигнорировал раскладную табуретку, которой пользовались все доктора, и вместо этого потянулся к стулу у стены и подтащил его к кровати. Выглядело это так, будто он планировал остаться здесь на какое-то время. Стул прочнее, чем табуретка. С тяжелым вздохом он присел, облокотился и закинул ноги на край моей кровати.
— Твоя обувь грязная, — сообщила я, взглянув на подошву.
Он издал легкий смешок и усмехнулся. У него оказалась своенравная усмешка, которая говорила о том, что ему почти все сходило с рук. Эдди спустил ноги с одеяла и устроил представление, скидывая со своих ног кроссовки. Которые, упав на плитку, издали резкий звук. После этого его ноги вернулись на кровать уже в белых носках.
— Лучше? — спросил он, ничуть не беспокоясь об этом.
Я разок кивнула.
— Намного.
Он снова улыбнулся, и хоть я ничего о нем и не знала, но поняла, что искра в его глазах — это что-то редкое. Что-то чистое.
— Ну и как они с тобой тут обращаются? Как еда?
У меня тяжелая форма амнезии. Эдди вытащил меня из озера наполовину мертвой. Очевидно, что он ждал почти три месяца моего пробуждения. И сейчас его первый вопрос о еде?
— Мне не с чем сравнивать. — Я похлопала себя по голове и пожала плечами. — Конечно, я думаю, снаружи должно быть что-то лучше, чем суп и «Джелло».
— Смотря какое, — небрежно заметил он, складывая руки на груди. — Это красное или голубое «Джелло»?
Уголки моих губ изогнулись вверх. Я не привыкла к такому. Но подыграла ему. Это было даже приятно.
— Зеленое.
— Это просто неприемлемо! — сказал он в притворном негодовании. Сев ближе, его ноги в носках соскочили с кровати. — Как смеют они подавать что-то настолько противное!
Я издала звук. Это был смех. Я смеялась. Теперь я знала, как это звучит.
— Но нет ничего хуже банана, который они пытались заставить меня съесть, — добавила я, прикрывая свой рот рукой, словно стеснялась быть счастливой.
Глаза Эдди загорелись весельем, но он покачал головой и нахмурился.
— Зеленое «Джелло» и фрукты? Я выскажу свое мнение первой попавшейся медсестре.
Я высунула язык. Даже мысль об этой кашицеобразной желтой штуке вызывала во мне отвращение.
Эдди хихикнул, и мысли о еде улетучились из моей головы. Мы долго смотрели друг на друга. Воздух вокруг нас, казалось, сжался или, может, мою кожу на мгновение стянуло. Реальность разрушила наше веселье, и множество вопросов в моем сознании выплыли на поверхность.