Я слышал все домыслы, но свои держал при себе. Если бы я решил высказаться, то не смог бы объяснить, почему мой взгляд всегда блуждал по этой тревожной насыпи, окруженной возрастными деревьями и находящейся на далеком расстоянии.
Очередной порыв сильного ветра ворвался со стороны, напуская еще более густой туман, который создал светонепроницаемую пелену и заблокировал тот маленький обзор, который у меня был на очертание острова. Казалось, будто кто-то задернул занавес на окне, в которое я пытался заглянуть.
Вода брызгала на мои лодыжки, мочила джинсы, утяжеляя ткань. Игнорируя это, я повернулся, — руки все еще глубоко в карманах, — и направился, пробираясь сквозь мелководье, дальше по берегу.
Мне следовало идти. Отрезок времени, который я позволял себе проводить здесь каждую ночь, закончился, но тяга сегодня вечером была сильнее, почти болезненной, и она удерживала мои ноги якорем на побережье. Склонив голову к груди, я перешел на медленную, блуждающую походку.
Мне казалось, что ветер подгоняет меня, и несмотря на мускулы, я чувствовал себя бессильным против такого упорства. Во время ходьбы я заметил, что мои штаны, казалось, светятся в темноте, не менее ярко внизу, где они были залиты водой.
Воспоминания подступили к горлу, а может, это было нечто другое. Что бы это ни было, на вкус ощущалось слегка соленым, хотя вода в озере была пресной. Я убедил себя (мне потребовались годы подготовки на это), что у меня нет возможности узнать о том, что могло бы произойти, но все было вырвано… или скорее захоронено где-то в тридцати милях под водой.
Утопая в воде — и в своих мыслях, — я двигался вперед, не замечая, как туман окутывал меня подобно болезненному объятию. Странное чувство ползло по моей шее, стягивая мышцы и порождая пульсирующий озноб. Мои ноги остановились, но движение ветра и воды заставило меня почувствовать, будто я все еще двигаюсь.
Недалеко от меня, чуть дальше от берега, что-то покачивалось на волнах. Моргнув, я подумал, что это просто игры разума или, может, самого озера, но еще раз взглянул в ту сторону.
Небольшая волна вынесла бледную фигуру вперед, затем нежно потянула назад, будто вода не была уверена, хочет ли удержать предмет или отказаться от него.
Я двинулся вперед, не сводя своих натренированных глаз с объекта, ожидая, что он исчезнет или распадется в воде, но этого не происходило.
Чем ближе я подплывал, тем сильнее сердце билось в груди. Болезненное чувство распустилось внизу моего живота, бурля, как двухдневный алкоголь, угрожающий вновь появиться в одно мгновение.
Слюна в моем горле стала густой и странным образом сухой, когда я заставил себя сглотнуть. Что-то похожее на прядь волос, достаточно светлое по цвету и контрастирующее с темной водой, казалось, тянулось ко мне, будто звало на помощь.
Я ринулся вперед. Тишину ночи нарушали звуки громких всплесков и зловещий шум воды, засасывающей мои штаны, стараясь удержать меня.
— Эй! — крикнул я, наполовину согнувшись, используя руки, чтобы прорезать себе путь сквозь воду.
Это оказалось гораздо дальше, чем я изначально подозревал. Еще один трюк озера.
Чувство крайней необходимости пульсировало в моих венах, заставив меня упасть в воду и поплыть.
Я не обращал внимания на ледяную температуру воды, на то, как черная пучина пыталась поглотить меня целиком. Мои руки и ноги прорезали воду, как горячий нож сливочное масло, и через мгновение, — которое показалось мне длиною в жизнь, — я добрался до места, где плавало тело.
В озере плавало тело. Дрейфующее на берегу, как кусок безжизненного мусора.
Обхватив тонкую и очень холодную руку, я использовал весь адреналин, бурливший во мне, чтобы подтянуть тело ближе.
Бледная кожа столкнулась с моей, и я попытался встать на ноги, немного поскользнувшись на неровном, грязном дне озера. Когда я полностью выпрямился, вода доходила мне до пояса. Подняв тело над поверхностью, мои руки дрожали от холода и страха, пока я неуклюже укачивал его в своих руках.
Было так темно, — туман, словно щит, — и я сосредоточился на том, чтобы выбраться на берег. Я едва взглянул на нереагирующее тело. Это была женщина. Предположения затопили меня, утягивая в прошлое, но я боролся с ними, пусть часть меня и хотела вернуться туда.
— Это может быть ребенок, — произнес я вслух, надеясь, что звук собственного голоса удержит меня, словно якорь.
Нет. Я не хотел, чтобы это оказался ребенок. Не потому, что я был каким-то звездным парнем с комплексом героя, а дети — самые невинные жертвы из всех. Причина была в том, что я хотел, чтобы это был кое-кто другой.