- А ты тут чего делаешь? - слова выходили из меня как неживые.
- А я тут разговариваю.
- Много?
- Разговариваю?..
- Нет, порезов много?
- А тетенька доктор не сказала - сказала, что у нее бинтов не осталось почти после вчерашней ночи, когда дяденьки из пистолета стреляли за углом, сказала, что устала уже, что пусть Карета разбирается, или полиция.
А зачем полиция-то? Полиция совсем незачем, я ж тогда не успею никуда, и плакал тогда мой курсовой.
- А доктор давно ушла? - с тайной надеждой на лучшее спросил я у девочки.
- А я не знаю, а часы у Вас сломатые - и я времени не видела. Но Вы не волнуйтесь, она вернется скоро.
Лучше она б и не приходила никогда... Я попытался подняться, и не смог - ноги скользили и любое напряжение отдавалось в боку.
- А Вы лежите, лежите, это полезно Вам, так тетенька доктор говорила. Она еще мне велела за Вами приглядывать, а то, говорит, еще сбежит, говорит, а мне отвечай.
Ну да, с таким присмотром я не вырвусь никогда.
И тут тетенька доктор и вправду вернулась.
Тетенька была года на два младше меня и работала в медпункте метро, видимо, первый год, сразу по окончании института. Обута она была в мягкие яловые армейские сапоги, а остального я снизу разглядеть не мог.
- Слава Господу, я думала, что Вам придется укол делать, а у меня уже ничего почти не осталось.
- Да мне один укол уже сделали...
- Кто же это? - она даже наклонилась и с удивлением посмотрела на меня поверх элегантной оправы своих очков, - Вы же один здесь были - вот и девочка видела - шли, шли, да и упали - это от сильного опьянения бывает.
- Ага, - подтвердила девочка, тряхнув русыми косичками, - шли, шли, и вдруг - бух!!!
- Подожди, - в голове у меня что-то мягко сместилось, - ты же сама говорила, что меня...
- Я говорила? - искренне удивилась девочка, - Да мне мама не велит говорить с чужими дядями. Правда, мама?
- Конечно, дочка, - кивнула доктор, - Просто не надо так много выпивать.
Я понял, что спорить бесполезно.
- Ну хоть рану-то вы мне обработаете?
- А у меня бинтов после вчерашней перестрелки не осталось совсем. Но я уже вызвала Карету, они Вами займутся.
- А полиция?
- А зачем Вам полиция, Вам Карета нужна.
- И впрямь, зачем мне полиция? Ну а подняться-то Вы мне поможете?
- Вот этого я делать и вовсе не обязана.
- А перетаскивал-то меня сюда кто?
- Перетаскивал? Я Вас тут прямо и нашла.
Тут я перестал что-либо понимать. Видимо, это было просто не нужно. Мои приятели рассказывали мне о каких-то новых методах призыва, о предварительной химиотерапии, но я никогда в это не верил. Кроме того, мне не от чего было уклоняться - я честно отслужил два года на Уральском Рубеже, и перед Отечеством был чист. Так или иначе, мне стало ясно, что любое мое слово с этого момента может быть истолковано любым образом, и я решил не сопротивляться.
Наверху загудела полицейская сирена.
- Странно, я же не вызывала полицию, - холодно сказала врач, и поправила очки, - дочка, пойдем, дядей господин лейтенант займется.
В вестибюль, действительно, вошел, лейтенант.
- Ну, в чем дело? - не обращая внимание на врача, обратился он ко мне. Доктор воспользовалась паузой и, схватив дочку, исчезла в помещении медпункта, - Пьете, что ли много, а здоровье, что ли, слабое? Ох, до чего, вы, студенты, мне надоели, - и он пихнул сапогом мою ногу, - Все условия, вам, сукам, создали, а вы... Ну, сейчас мы протокол...
- Лейтенант, - раздался со стороны бас. Лейтенант дернулся и застыл в стойке смирно. Я с трудом повернул голову и увидел майора полиции во всем параде.
- Лейтенант, почему вы не отвечаете на радиовызов, вы что, не знаете инструкций, или считаете необязательным их выполнение?
- Но, господин майор, я прибыл по вызову госпожи фон Фир...
- Молчать!!! - грубо оборвал его майор, - Ваша обязанность - постоянно присутствовать в патрульном мотоцикле, и я позабочусь, чтобы остаток своих дней вы занимались регулированием движения.
- Мне не в чем себя упрекнуть, господин майор. Если вы считаете нужным, то я готов ответить по вашему рапорту о моем служебном несоответствии, однако, мне кажется, что поводов для такого рапорта у вас, господин майор, нет, - лейтенант побледнел, но держался прямо.
- Капитан, - подозвал кого-то со стороны майор и как из под земли рядом со мной возник капитан полиции, подтянутый, но в обмундировании его был виден легкий беспорядок, а кобура пистолета была расстегнута. Впервые я вызывал столь пристальное внимание со стороны властей, - Объясните лейтенанту его неправоту, а мы с господином студентом пройдем в медпункт.
Майор протянул мне руку, и я сумел подняться. Было не особенно приятно. Все мое тело было набито ватой, а в левом боку поселилось неведомое животное, которое время от времени переворачивается, задевая мне лопатку.
Майор провел меня узким крашеным коридором и вошел в небольшую комнату. В комнате стояла кушетка, стол, два стула. Шкаф стеклянный с какими-то банками. За столом сидела доктор. Девочки нигде не было.
- Госпожа Фирсова, перевяжите господина студента, а я посижу - подожду тут.
Доктор постаралась не показать своего удивления и достала из стола бинт, вату и какие-то медикаменты.
Майор усмехнулся, сел на кушетку и принялся ждать.
Доктор бинтовала меня в полном молчании. Было слышно, как за стеной урчи эскалатор, и как в вестибюле лейтенант повторяет бесконечный аргумент про уверенность в своей правоте и полном подчинении всем служебным инструкциям.
Госпожа Фирсова тщательно накладывала на марлю какой-то желтоватый состав с тем, чтобы потом прибинтовать эту ткань мне к руке, и не отвлекалась на посторонние шумы.
Бинты мягко ложились мне на руку, и, как это ни странно, прикосновения доктора мне были приятны.
Спор в вестибюле нарастал, возражения лейтенанта становились все тише и тише, а капитан, видимо, раскачивал себя односторонней полемикой. На секунду все стихло, потом хлопнул пистолетный выстрел.
Доктор как раз завершила свой труд, и сидела потупившись, как девчонка, не выучившая урок. Майор выглянул в коридор, тихо выматерился и обернулся ко мне:
- Нам придется немножко прогуляться.
Мне было уже все равно. В институт я опоздал, курсовой, похоже, становился все больше похож на неисполнимую мечту. Я поднялся со своего места и, запихнув сломанные часы в нагрудный карман куртки, сказал:
- Пошли.
Мы вышли в тот же узкий коридор, но свернули в другую сторону. Я оглянулся и увидел, что капитан наклонился над лейтенантом и пытается сорвать с форменной куртки лежащего знак регулировщика.
Мы спустились вниз на несколько ступенек, прошли еще немного, и оказались под эскалатором. Над нами вращалось огромное маслянистое колесо, прокручивающее поручень, а впереди висел знак с черным человечком, перечеркнутым красной полосой. Проход между механизмом и стеной за этим знаком сужался и самые дальние шестерни протерли в мягком цементе стены углубление. Пахло машинным маслом и металлом, и мне показалось, что эти колеса вращались здесь вечно. От мысли о попытке их остановить, в перебинтованной руке забилась легкая шуршащая боль.
- Нам туда, - майор показывал чуть левее знака.
Мы спустились еще, эскалатор остался позади, и мы пошли по железному настилу.
Вдруг все затряслось, я бросился к стене, прячась от накатывающего грохота, и сквозь просветы в настиле увидел проезжающий прямо подо мной поезд.
- Не бойтесь, господин студент, - прокричал майор, - мы почти что пришли, и он показал в десяти метрах впереди железную лестницу наверх, Поднимайтесь, а я за Вами. Там наверху дверь, не заперто.