Я поднял на Смита глаза. Он, видимо, ожидавший, когда я закончу, продолжил.
- Сейчас ваше тело нуждается в реабилитации, вы это понимаете?
- Да.
- А кроме того, вы можете нуждаться в адаптации к социуму. В связи с амнезией.
- Не слышал, чтобы люди с амнезией нуждались в социальной адаптации.
- И много вы помните того, что слышали раньше?
Уел. Я не помнил ни-че-го. Не мог вызвать хоть мало-мальски чёткое воспоминание. Ни имён, ни мест, ни лиц. Пусто и темно, как в заброшенном доме. Отвечать я не стал, а он не стал акцентировать.
- Вот с этим ознакомитесь позже, - он протянул мне чёрный непонятный предмет, похожий на тот, что был у сиделки. - Это инструкция к планшету. Тут, - тоненькая книжечка и очередной лист бумаги, - распорядок ваших процедур. А сейчас, доктор, ваше слово.
Смит поднялся и отошёл в угол комнаты, более никак не вступая в разговор, но притягивая к себе внимание самим присутствием. Доктор быстро порасспрашивал о самочувствии и удалился. Тогда Смит подошёл ближе.
- Знаете, мистер Мэлой, вы очень хорошо держитесь для человека, что ничего о себе не помнит. И я хотел бы попросить вас сообщать мне обо всех странностях, что, возможно, будут с вами происходить. Договорились?
Я молча кивнул, подумав, что он сам ещё та странность!
Оставшись один, я какое-то время разбирался с планшетом. Мне было удивительно держать в руках этот предмет, хранящий в себе столько всего. А потом я увидел конверт. Абсолютно белый, с буквами Д и М. Он лежал у меня на коленях и я точно мог сказать, что его там не было ещё минуту назад. Просто магия какая-то!
При мысли о магии я остро почувствовал себя… Пустым. Странно, но казалось, что для меня это не просто слово. Было ли в моей жизни что-то, что я мог назвать магией? Одни вопросы.
Конверт был плотный и шершавый. Лист, вложенный в него, оказался исписан корявым почерком, вызвавшим у меня улыбку. Будто я знал автора. Но не помнил. От этого улыбка увяла.
“Привет. Очнулся? Плюешься ядом? Хотелось бы мне это увидеть! Жаль, это пока невозможно. Тебе сейчас будет многое странно и непонятно. Но ты справишься. Ты умный, Серебряный принц. Зная твою змеиную натуру, ты обязательно захочешь узнать, что же случилось. И узнаешь. Не торопись. Хотя я ужасно скучаю… “
Я сидел в оцепенении, комкая бумагу в руках. Мне виделись пронзительные зелёные глаза, смотрящие на меня пристально, вгрызаясь в самое нутро. Как я мог их забыть? Даже дурацкий английский, не дающий понять пол отправителя, не мешал мне. Я был уверен, что это он. Придурок с зелёными глазами, очень важный, возможно, самый важный человек, которого мне нужно вспомнить.
Комментарий к 2.
Не экшен, ни разу.
========== 3. ==========
Впервые встать с постели и дойти до ванной, если так можно назвать ковыляние, когда боишься отдалиться от стены дальше, чем на шаг, мне удалось к вечеру. Мне ужасно хотелось сравнить изображение в зеркале с тем, что я видел на бумаге. Ну чтож. Сравнил. Скривился, что не добавило красоты бледному, почти серому, лицу с синяками под глазами и щетиной неизвестной давности. Доплетясь до душевой кабинки я с трудом скинул с себя одежду. И сел прямо на кафельный пол, разглядывая своё левое предплечье, “украшенное” черепом со змеей. “Украшение” мне не нравилось. От него бросало в дрожь, мрачное, тугое отчаяние ворошилось в груди, будто хвост твари цепко держал моё сердце в ледяных тисках. Редкая гадость. А дальше я стал изучать тонкие бледные шрамы на груди, полосующие её от ключицы почти до пупка. Они были явно старые, в отличие от других, мелких и не очень, которые я увидел на руках, ногах и даже спине, как будто кто-то пытался меня пережевать, но, видать, подавился, раз я ещё жив.
И ни об одном я не мог ничего вспомнить. Разве что… Когда я прикасался к старому рубцу, мне чудились на нём другие пальцы, скользящие по нему с нежностью, невесомо, как крылья бабочки. Чушь?
По возвращении из эпического путешествия в обитель мыла и мочалки, я обнаружил второе письмо.
” Не могу уснуть. Не хватает тебя рядом. Столько времени прошло, а я никак не могу привыкнуть. Ты так забавно сопишь во сне, так крепко прижимаешься, будто боишься потерять. И только сейчас я могу сказать об этом, ведь иначе твоё величество бы гневались. А сейчас, когда не могу услышать твоих возражений, не вижу, как ты сверкаешь глазами… Лучше бы ты бесился рядом, чем так. Ну, ты же меня простишь за это?
Кстати, будь осторожен со Смитом. “
Прощу, конечно прощу. Разве может быть иначе, когда от одного только почерка, от этих иероглифов в сердце стало теплее. Ещё бы вспомнить, кого прощать…
Дни тянулись неспешно и однообразно. Процедуры, Смит. Он приносил мне местные газеты, что подбрасывали вопросов. А ответы я искал в Интернете. Гугл - это сила! Когда я достаточно разобрался с техникой, то мог часами смотреть ролики и фильмы, удивляясь как ребёнок, восхищаясь, смеясь. Благодаря этому мои представления об окружающем мире определяли и ширились, но постоянно, фоном, раздражающим зудом, сохранялось чувство чуждости. Это не мой мир. Или я в нём чужой. Но жить надо. И я привычно надевал маску равнодушия, становился хладнокровной рептилией и скользил по этажам, саду, мимо болтающих охранников и медсестёр, слушая, узнавая, оценивая.
Смит меня беспокоил. Вернее, беспокоили кошмары, сопровождавшие каждый его визит, благо в последнее время он не баловал меня вниманием, видимо, сочтя достаточно здравомыслящим. Или - безопасным, как писал мой… Друг? Любовник? Любимый? Но с другой стороны, эти кошмары давали толчки моей памяти. И я был уверен, что был в моей жизни свист ветра в ушах, треск пламени, запах дыма, твёрдая спина под щекой, страх, отчаяние и глупая радость, смешанные в безумный коктейль. Иногда я закрывал глаза и пытался вернуться в тот момент, единственно доступное мне воспоминание, болезненное, горькое, но моё, настоящее. И тогда мне, бывало, удавалось ухватить что-то ещё - высокий, бесконечный потолок, колонны дряхлых вещей, пожираемые огнём, тёмную прядь перед глазами…
Психолог, а куда без него, просил меня не торопиться. Предупреждал о последствиях, возможных страхах, расстройствах. Да куда же страшнее? Я живу чужой жизнью, под чужим именем и притворяюсь, что так и надо, а единственное моё развлечение и радость - письма от неизвестно кого, что волшебным образом появляются в моей палате.
Волшебство. Я постоянно ловил себя на мысли, что все мои бытовые действия какие-то глупые, хаотичные. Что раньше я поступал иначе, что мне было доступно… иное. О, я молчал об этом! Иначе, клянусь чернотой Смита, меня перевели бы совсем в другое заведение. А мне хотелось на свободу.
Смит вёз меня по незнакомому городу, петляя по улицам не хуже зайца. Наш путь окончился в престижном районе с внушительными особняками.
- И что, это мой дом? - я даже не старался спрятать разочарование в голосе, глядя на тёмные стены и крошечные окна-бойницы.
- Да. Вы приобрели его недавно и ещё не жили в нём. Я взял на себя смелость нанять персонал и подготовить его к вашему возвращению.
Да что вы говорите? Неужели я мог ЭТО купить? И, значит, теперь за мной будут шпионить специально подобранные люди. Чудесно! Я-то надеялся на свободу. Как же мне это надоело.