От них не укрылось, как на лице Илфорда мелькнули чужие, плохо стертые черты. Часы приняли бы их за следы молодости, если бы не сомнения, возникшие в тот же миг.
Эти чужие, аномальные черты показались знакомыми. Часы порылись в памяти и сразу наткнулись на ответ. Кэйл.
Кто такой Кэйл?
Часы напрягли память и очень испугались. И все-таки не прекратили безупречно отсчитывать время, даже когда вспомнили, что Илфорд – это не просто Илфорд, а нечто гораздо более значительное, точно так же, как сами они – не просто часы. В сущности, та часть часов, которая имеет значение, – это вовсе не часы.
Щелк.
Илфорд поднял стакан с виски и встал с дивана, он вновь держался, как подобает господину. За окнами шел дождь, но Илфорд даже не удостоил окна взглядом. Он шел к лестнице, ведущей на второй этаж. Видя, что он уходит, комната немного расстроилась, но перечить не посмела – воля Илфорда была для нее законом. Она даже беззвучно одобрила хозяйское решение.
Вещи в гостиной ничего не имели против. Все, кроме часов. Часам отчего-то не хотелось, чтобы хозяин исчез из виду.
Поэтому они остановили время. Илфорд застыл как вкопанный: нога над нижней ступенькой, виски в стакане вздыблено вопреки силе тяжести. Маятник часов замер тоже неестественно – под углом к вертикали.
– Я ухожу, – сказали часы миниатюрному деревцу, что стояло на левом краю каминной доски.
– Илфорд не отпустит, – хмуро произнесло деревце. – Видишь, что он с тобой сделал, лишь бы удержать?
– Он ведь хозяин снов, правда?
– По-моему, можно не отвечать, – проворчало деревце. – Хотя… Мне никогда не удавалось разобраться, сколько знают другие.
– Билли, – сказали часы, – я хочу знать, что сделал Илфорд с Кэйлом.
– Не скажу. – Деревце задрожало.
– Почему?
– Потому что меня Илфорд прикончит. И если уйдешь, тоже прикончит.
– Билли, – сказали часы, – он из тебя сделал предмет интерьера.
– Может, не навсегда, – с надеждой сказало деревце. – Вчера, когда ты исчез, он маленько струхнул. Где ты был?
– В Хэтфорке. Или в одном из вариантов Хэтфорка. Дня два там проторчал. – Часы вдруг подумали о Вайоминге. Что там сейчас происходит? Может, как только Эверетт покинул эту реальность, время и там замерло?
– Так ты туда собираешься? – испуганно спросило деревце.
– Нет, пожалуй. Но здесь точно не останусь. Так что терять тебе нечего, выкладывай все как на духу.
– Илфорд из кожи вон вылезет, чтобы тебя удержать.
– На что я ему сдался, если он – хозяин снов? И без меня прекрасно справляется.
– Нет. Ты – другой. Твой талант идеально пластичен, он так и сказал. Ты легко поддаешься внушению.
– Что значит – я другой?
– Его сны только исполняют желания. Он изменяет людей, переделывает вещи по своему вкусу.
– Так вот, значит, что случилось с Кэйлом и Гвен?
– И со многими другими, – словно оправдываясь, сказало деревце. – С Даун. Помнишь, кем она до Развала была?
– Нет.
– Даун – мать Кэйла. Она была женой Илфорда. Даун Хочкисс. Но потом он на нее взъелся, а Гарриману она нравилась, вот и…
– Так куда подевался Кэйл? И Гвен?
– Кое-кому пришлось еще хуже, – прошептало деревце.
– То есть?
– Илфорд превращает людей… в вещи. Вот почему у него такая уйма барахла.
Часы окинули взором великолепную гостиную, сияющую полировкой мебель и прочие вещи, расставленные и развешенные с идеальным вкусом. Заглянули и в кухню, набитую самой диковинной снедью.
"Да, – осознали они. – Часы – это еще не самый худший вариант».
Илфорд по-прежнему стоял неподвижно у лестницы, перечил земному тяготению и инерции движения. А часы держали маятник на весу и сопротивлялись ходу времени. Это требовало усилий. Все равно что говорить, задерживая дыхание.
Снаружи на окнах замерзли искорки дождевых капель. Дождь притих, словно на него цыкнули.
Крайнее деревце бонсай заплакало. Листочки жалко затрепетали, голос понизился до гнусавого писка:
– Ну почему я один должен все помнить? Часы долго молчали.
– Я не знаю, – сказали они наконец.
– Я ведь только привез тебя и ни во что нe совался, – прохныкало деревце. – Думал, ты сумеешь помочь Кэйлу. Мне нет дела до планов Илфорда. Я и терпел-то все ради Кэйла. А тебе, наверное, на него плевать. Ты ведь его даже не помнишь, он тебе никто…
– Кое-что помню. Да и кассету смотрел…
– Кассета – фигня, – буркнуло деревце. – Я помню прошлое. Когда Кэйл был настоящим.
– Но он и сейчас здесь, – сказали часы. – В твоем холодильнике.
– Кэйл был сильным. Когда все переменилось… когда Илфорд все переменил, Кэйл выжил. Ваял всякую муру виртуальную, потому и выжил. Спрятался в компьютере. Вот откуда вся эта хрень взялась, строительство миров… А потом Илфорд сломал компьютер.
– Ну а наркотик откуда? Деревце замялось.
– Это, наверное, из моих желаний, – смущенно проговорило оно. – Иногда и у меня получается…
Компьютеры и наркотики. Часы вспомнили первые сны Хаоса на автостраде, когда он вышел из радиуса действия Келлога. С домом у озера. Его желания тоже находили лазейки.
– И теперь Кэйл прячется здесь, – сказали часы. – В твоем холодильнике.
– В холодильнике… Илфорд не додумался отобрать. И часто оставлял меня надолго одного. Наверное, потому что я такой безобидный придурок.
– Но Кэйл и в Илфорде.
– Это не Кэйл! – рассердилось деревце Только часть Кэйла. Илфорд ее украл. А Гвен?
Гвен была слабее, чем Кэйл. Часы подумали и решили, что о Гвен и Кэйле знают уже достаточно.
– А со мной что было? – спросили они. – Как я в Вайоминге очутился?
– Когда начались перемены, ты тут был. Помнишь?
Часы, пытаясь отрицательно покачать головой, чуть не вытряхнули маятник.
– Нет, – произнесли они.
– Илфорд хотел, чтобы ты вместе с ним работал. Из-за тебя постоянно с Кэйлом цапался. Потом вы с Гвен собрались уезжать, вот тут-то все и случилось. – Деревце снова заплакало. – Даже Кэйл не помнит. Только я.
– Ты хочешь сказать, это Илфорд все изменил?
Деревце утвердительно всхлипнуло.
– И как же я вырвался?
– Тебе такое приснилось… У нас у всех крыша съехала, – пискляво ответило деревце. – Когда очухались, ты уже исчез. В Вайоминг, должно быть, смылся. Мирки шизовые в пустыне лепить.
Похоже на правду, решили часы. Эверетт бежал, пока не добрался до Малой Америки, а там встретил того, кто мог развеять его сны. Келлога.
И Келлог довершил начатое Илфордом. Постарался, чтобы Эверетт забыл прошлое.
– А ты всегда оставался, – сказали часы. – Ни разу не сбежал.
– Да, – подтвердило деревце.
– Ты предан Кэйлу.
– Я думал, Кэйл, может, вернется, когда Илфорд получит все, чего хочет. А после думал, ты сумеешь его вернуть.
– Увы.
– Почему?
– Не могу, и все. Даже если б мог, как бы это выглядело, по-твоему? В точности как Кэйл возвращал Гвен.
– Ну, раз не хочешь помочь, проваливай, – смирилось с поражением деревце. И добавило:
– Если сумеешь.
Часы посмотрели на Илфорда, замершего на одной ноге, на окно, за которым застыли дождь и туман. По-прежнему трудно было поверить, что за пределами этой комнаты – мир. Что вещи вокруг – не просто вещи. Что Илфорд – не просто Илфорд.
Часы возненавидели Илфорда. И эту комнату, сотворенную им, и свое нынешнее обличье. Возненавидели так люто, что им приснился сон наяву. Им приснилось пробуждение.
И раздался грохот…
Что было похоже на взрыв. Гостиная провалилась в подвал. Эверетт, Фолт и Илфорд дождем посыпались в комнату Кэйла, вместе со стульями, лампами, буфетами, картинами, растениями и стеклянным кофейным столиком, который вдребезги разлетелся посреди комнаты, ударясь о старенькую кушетку. Бонсай превратился в груду земли, черепков и корней, на него упал Фолт. Золотые часы грянулись о бетон подле головы Эверетта и развалились, щелкнув напоследок, словно хотели доложить, что связь времен восстановлена и они с честью погибают на боевом посту. Илфорд, не выпуская из руки стакан скотча, обрушился на старенький холодильник и съехал на пол. Осколок стакана вспорол ему ладонь. Потекла кровь. С рубашки капало виски.