– Видишь, я же говорил тебе, он выглядит не слишком счастливым, – внезапно говорит Джей Си.
– Нет, ну что вы. Это… это очень приятно, правда.
– Правда? – спрашивает Флавий. – Не похоже!
– Но это так, правда. Просто… э…
– Мы тебя напугали, признайся? – бросила Жанель.
– Вовсе нет! – ответил я, слишком быстро, чтобы это могло быть правдой.
– Ну же, ты можешь рассказать нам, Ви. Я видела, что ты был не в себе, когда мы встретились в навигационной рубке.
– Действительно, ты выглядел очень подозрительным, когда увидел меня в грузовом отсеке, – добавляет Флавий.
– Да ладно вам! У меня тут день рождения или суд?
Вот такой я. Стоит меня немного подразнить, и я тут же завожусь. Это, наверное, один из моих самых больших недостатков. Я работаю над ним, но всегда нелегко идти против своей природы.
– Мы должны съесть торт, пока глазурь не растаяла, – перебивает нас Док.
К счастью, моя подруга всегда готова встать на мою защиту. Удивительно, как я умудрился выжить за те несколько лет, когда мы потеряли друг друга из виду. Мне так не хватало человека, на которого можно положиться.
Жанель начинает отрезать куски от огромного торта (мы точно будем есть его ещё несколько дней), в то время как Генри, наш командир в ослепительно-белом комбинезоне, подаёт еду.
Постепенно пульс возвращается к нормальному, стабильному числу ударов. Ради моего блага такая ситуация не должна повторяться часто. Иначе я не уверен, выдержит ли моё маленькое сердце. Очевидно, что по своей природе я слишком тревожно отношусь к сюрпризам и непредвиденным событиям. Я избегаю их по мере возможности. Именно поэтому я решил стать членом экипажа патрульного корабля. Работа спокойная и рутинная. Я живу своей жизнью, выполняю свои задачи и чувствую себя счастливым. Вот так просто. Но, конечно, жизнь в обществе приносит неожиданности, и с этим приходится справляться. Думаю, трудно полностью их избежать. Если только ты не живёшь один, как отшельник, что тоже мне вряд ли подойдёт. Жизнь – это компромисс.
– Прошти. Это была моя идея.
Док сидит рядом со мной с набитым ртом. На время трапезы она подняла визор своего коричневого комбинезона.
Я понимаю, что мой шлем всё ещё грязный и его визор закрыт. Чёртова сигнализация!
– Что? – наконец-то отвечаю я.
– Сюрприз. Извини. Это всё я виновата, я думала, что тебе понравится, – преувеличенно чётко проговаривает она.
– А, да ничего страшного. Всё хорошо, правда, просто…
Я делаю паузу на мгновение. Вздыхаю.
– Просто я совсем отвык от этого.
– О, ты не праздновал с тех пор, как?..
Я киваю в ответ.
– Извини… правда… Если это напомнило тебе о…
– Не волнуйся, Док, честное слово. На самом деле, это было даже приятно. Снова ощутить эти простые радости. И потом, даже в те времена мы редко отмечали праздники. В основном мы их не замечали.
Док кладёт ложку на тарелку и обнимает меня левой рукой. Под шлемом я улыбаюсь, чтобы не расплакаться. Я мог бы не сдерживать слёзы, за моим грязным шлемом никто бы даже не заметил, но у меня всё ещё есть капля достоинства. Док незаметно усиливает хватку. Почему-то мне кажется, что она чувствует себя виноватой. Виноватой в том, что её не было рядом в те годы, которые были такими трудными для меня. Но она не могла знать…
Я помню выражение её лица через несколько дней после нашей бурной встречи на этом корабле, когда я рассказал ей обо всём. Она была так счастлива сообщить мне новости, рассказать о том, чем сегодня занимаются её родители, о своих блестящих исследованиях в биомедицине.
Затем что-то щёлкнуло внутри меня, когда она спросила: «А что нового у тебя?» У меня? После того как мои родители погибли на задании, меня перебрасывали от дяди к тёте и дальним друзьям. Я выложил ей всё. Выплюнул эту новость ей в лицо, просто так, без вступления. Даже после стольких лет я всё ещё не знаю, как об этом говорить. «Здравствуйте, я сирота с двенадцати лет» – это довольно паршивое начало для любого знакомства. Я не любитель нагнетать обстановку или произносить длинные, запутанные речи. На лице Док был шок. Это было заметно даже за стеклом шлема. Она внезапно замерла, потеряв дар речи. В последний раз, когда мы виделись, я был весёлым маленьким одиннадцатилетним соседом, который сопровождал её повсюду и которого она считала своим младшим братом.
Мои родители… Она хорошо их знала. Я имею в виду, в той мере, в какой можно было хорошо их знать, учитывая их регулярные многочисленные периоды длительного отсутствия. Однако её изумление длилось всего мгновение. Она быстро пришла в себя. Мы вновь стали хорошими друзьями, какими были раньше, как будто ничего не произошло, как будто мы никогда не расставались, как будто не было этих восьми лет.