На лице старика заходили желваки, было видно его внутреннюю борьбу. С одной стороны — риск, что я свою часть сделки не выполню, а с другой — шанс, что выполню. Шанс для загибающейся от нищеты деревни снова поднять голову и начать жить. И этот шанс перешивал любой риск, поэтому Потап Михалыч решительно кивнул.
— Хорошо. Но если ты, господин, хоть пальцем тронешь кого из людей, — он расправил широкие плечи, — то я костьми у тебя в глотке застряну. И магии твоей богомерзкой не побоюсь.
В целом, удачно всё прошло, я считаю. А к местным угрозам я уже привык, мне кажется, что скоро это уже будет как отдельного вида искусство.
— Тогда обсудим детали?
Старик вздохнул, прогоняя все сомнения, и кивнул.
— Пойдём внутрь, коль не брезгуешь. Нечего на улице дела решать, — он направился в дом. — Машка! Ставь самовар, у нас гости!
Мы проговорили несколько часов и выпили очень много чая. Видимо, решать вопросы без этого напитка было не принято. Под конец я начал подозревать, что вместо крови у меня теперь по венам бежит чай, а где-то в почке потихоньку начинает проклёвываться чайный куст.
Я расспрашивал обо всём: о деревне, о том, чем здесь живут, о скверне и столице с Соболевыми, конечно. Потап Михалыч отвечал сначала нехотя, то и дело подозрительно щурясь, но спустя какое-то время расслабился и разговор потёк в более спокойном русле.
Когда я вышел из дома, то наконец смог выдохнуть. Всё прошло лучше, чем я ожидал. Конечно, доверие местных мне придётся ещё завоёвывать, но начало уже положено, а дальше будет проще.
Выяснив перед уходом, где здесь местное кладбище, я направился к нему. Пора было проверить мою теорию. Потап Михалычу мой интерес явно не понравился, но он смолчал. Староста не дурак и понимает, что моя магия требует определённых условий, поэтому с осквернением могил ему придётся смириться.
Мне в этом плане было легче. В моём мире умерших сжигали, а гнить в земле оставляли только преступников, как посмертное наказание. Считалось, что земля не даёт душе упокоиться и отправиться в иной мир.
Поэтому в моём понимании, лучше кости их предков послужат мне, чем просто так будут гнить в земле.
Остановился возле свежей могилы и подобрал оставленную рядом лопату. С сожалением посмотрел на рыхлую, недавно насыпанную землю, и отправился дальше. Сегодня меня не интересовал свежий труп, я искал более старые захоронения.
Лопата с остервенением вгрызалась в высушенную и твёрдую почву, а я неистово потел и матерился. Матерился на солнце, которое издевательски выглянуло из-за облаков и теперь нещадно палило мне в спину. Матерился на адамантовый браслет, который срезал мою силу вдвое.
Конечно же, первым делом я попробовал приказать скелету раскопать самого себя. Но моя магическая энергия едва смогла пробиться на пару сантиметров вглубь, и единственный, кто откликнулся на мой призыв, был полуразложившийся труп кошки, валявшийся неподалёку. Кошка инфернально мурчала и тёрлась о мои ноги, требуя тепла и ласки.
А я продолжал материться. На сраных Соболевых, которые втянули меня в свои брачные межклановые игрища. Ведь могли просто отпустить в светлое будущее, без всяких условий и без попытки меня унизить. А унижение я не прощал никогда, ни в трущобах, ни Царь-Богом и уж тем более не собирался прощать сейчас. Да и к Роману, которого почему-то воспринимал отдельно от остальных Соболевых, я относился с большим подозрением; сдаётся мне, что он меня хочет втянуть в историю, которая дурно пахнет, и использовать в своих целях. В нашу с ним крепкую дружбу я не верил ни секунды. Кошку я тоже материл, но уже так — из любви к искусству.
Очередной яростный тычок в землю и полотно лопаты пробивает трухлявую крышку гроба. Ну наконец-то!
Отбрасываю лопату в сторону и доламываю прогнившее дерево руками. Меня обдаёт запахом затхлости и застарелой смерти. Из образовавшегося пролома на меня скалится сероватый череп. Прекрасно, это именно то, что мне нужно.
Вытаскиваю на свет берцовую кость — мне повезло и она достаточно большая, отлично подойдёт для моих целей — и, немного подумав, разбираю кисти скелета на запчасти. Пястные кости и фаланги кидаю в мешочек, который взял в подвале особняка, а остальное возвращаю в раскуроченную могилу.
Надо бы отдышаться, мышцы не привыкли к такой монотонной и ограниченной нагрузке. Да и проголодался я как псина сутулая.
Перекусить решил прямо в могиле, ну а чего стесняться? Мы с этим скелетом, считай что, уже родственники почти что. Поэтому откидываюсь на стенку могилы и лениво жую пирожок с картошкой, который в дорогу мне сунула баба Маша. Нет, я ей по-прежнему не нравился, но врождённое гостеприимство пересилило.