Это был последний раз, когда он, Нил Ллойд, растлевал несовершеннолетних.
Был в Ими какой-то мазохизм, потому что для неё такая встреча не стала последней. Она с агрессивным упорством пыталась научиться превозмогать свою слабость, своё отвращение, свою ненависть. Это было безумно тяжело и изматывало её морально даже сильнее, чем публичные выступления и всеобщее внимание, но когда потом в её руки мягко ложились купюры, Ими понимала, что это было не зря.
Она покупала парики и грим, покупала накладные животы и части лица. Теперь она могла уже следить за одним и тем же человеком несколько дней и даже попадаться ему на глаза. Теперь она могла покупать опасные вещи без страха быть узнанной позже. Теперь она стала покупать ножи, цепи, наручники, плоскогубцы, кусачки. Купить, правда, по-прежнему удавалось мало что, и Ими перешла на новый уровень: пробралась в больницу и украла несколько зажимов, жомов, корнцанг и трахеорасширитель.
И снова и снова она приходила к мужчинам, которых ей находила Эмили, терпеливо делала всё то, что они хотели, думая о Джексоне, думая о том, что любовь к нему достойна мучений, думая об Омаре, думая о своей мини-хирургической, думая о расчленении бренных тел, думая о музыке, думая о боли. Со временем ей действительно удалось воспринимать физическую близость только как физическую боль, но на это ушёл не один год, а поначалу она каждый раз одинаково вздрагивала от отвращения, от убивающей досады, от нарушения баланса гигиены, от тошноты и запаха пота.
Но потом она могла покупать себе все нужные книги, препараты и инструменты, и забывала о тех муках, которые переживала ради этого. Она даже купила топор, лопату, болгарку и прожектор.
Когда денег стало больше, она купила и более дорогостоящие предметы: фотоувеличитель, красные лампы и аккумулятор. Она давно хотела проявлять фотографии самостоятельно: среди них было немало таких, какие никто не должен был видеть, и поэтому некоторые опасные плёнки так и хранились в тёмных коробочках, ожидая своей участи. Так она, по мере появления денег, постепенно обустраивала свой сарай для проявки фото: повесила плотные шторы на окна, принесла реактивы и разные ёмкости, бачок, термометр и остальные необходимые предметы.
И потом она поняла, что совсем необязательно следить за чужими людьми, совсем необязательно искать наслаждение снаружи, совсем необязательно довольствоваться публичными школьными встречами. Следить можно и за Джексоном.
И она стала часто его преследовать, все эти прогулки приносили тихую радость в её странную жизнь и мир в жизнь бездомных животных. Ими действительно перестала пытать кошек, она перестала испытывать то сомнительное удовольствие от бессмысленного насилия. Любовь к Джексону начинала сильно менять Имтизаль, она становилась рассудительнее, становилась взрослее, целеустремлённее и сдержаннее в своих порывах. Она перестала ходить к готам и встречалась только с Эмили, когда та находила клиента, поначалу: со временем Ими полностью перешла под начал Томаса, между ними пропало посредническое звено. Так Ими стала больше получать денег, так она узнала, что за свою девственность могла бы запросить ещё больше, если бы клиента подбирал кто-то профессиональнее Эмили.
Омар снова появлялся, редко и всегда неожиданно. Часто он появлялся во время работы, говорил с сестрой и пытался отвлечь её. И у него получалось. Ими даже иногда начинала блаженно улыбаться, и в её криках и стонах появлялось чуть больше тех ноток, которые подходят ситуации. Омар появлялся обычно в самых экстренных и сложных ситуациях, помогал он и в больнице, шёл рядом и молчал. Это было хорошо, что он молчал, потому что вряд ли бы он сказал что-нибудь обнадёживающее.
Иногда Ими сбегала из дома по ночам и кралась к дому Джексона. Там нередко бывали вечеринки, и, расположившись в траве, Ими могла видеть в окно его фигуру. Она купила военный бинокль, но вскоре в нём отпала необходимость: Ими научилась пробираться в дом. Как-то она даже проникла в комнату Джексона и полночи сидела у его кровати, потом украла его рубашку и вернулась домой.
Её не покидал страх, что истинный владелец сарая придёт к нему, поэтому она решила подстраховаться. Она купила несколько листов фанеры, гвозди и молоток, разобрала пол сарая и выкопала там яму. Потом она сделала из фанеры подобие ящика, на три-четыре кубических метра объёмом, вмуровала его в яму и отныне всегда и всё хранила в нём. Крышкой ящика был ещё один лист фанеры, покрытый целлофаном, сверху которого Ими сыпала тонкий слой земли, а потом накрывала досками пола. И содержимое этого маленького подвала постепенно разрасталось.
Алия и Джафар ломались всё сильнее и сильнее, всё меньше и меньше строгости проявлялось в воспитании детей, и всё больше сентиментальности влажным облаком окутывало взаимоотношения домочадцев. Постепенно уровень свободы стал вытекать на североамериканский. Но нужно отдать детям должное, взявшим на себя родительский груз контроля и сохранявшим прежние семейные правила. Злоупотребляла их доверием только Имтизаль: что Имем, что Карима с каждым годом становились только ответственнее и взрослее, не позволяли себе уходить к друзьям без предупреждения или задерживаться допоздна.
Нельзя сказать, что Имтизаль не становилась ответственной. Её даже несколько угнетала тоска родителей, и Ими полностью взяла в свои руки хозяйство. Она делала за Алию всю работу и настаивала на этом, она даже решилась поступить в университет, чтобы не огорчать отца. Она начала краситься и одеваться женственно, стала чаще писать солнечные пейзажи и другие оптимистичные картины, часто вместо прогулок стала оставаться дома и сидеть с родителями. Они радовались, они грустно улыбались, видя, как меняется дочь, но живее не стали нисколько.
Всё чаще Карима стала приходить домой вместе со своим парнем, который действовал на Ими крайне отрицательно: она тут же замыкалась в себе и уходила в лучшем случае в свою комнату, в худшем – из дома.
Но она знала, что скоро всё изменится, потому что наступил её выпускной год. Последний школьный год – и новый жизненный этап.
Она ждала совершеннолетия, как даже жители пустынь не ждут дождя. Совершеннолетие изменило бы её жизнь, позволило бы работать в полиции, позволило бы избавиться от опеки врачей: ведь ей до сих пор приходилось время от времени ездить в клинику на собеседования с докторами. Но скоро всему этому наступил бы конец, потому что Ими поступила бы в университет в Калифорнии, максимально далеко от дома и старой жизни. Она мечтала о Сан Франциско, огромном мегаполисе, где никому и никогда не будет до неё дела, где можно будет слиться с толпой и стать тенью, где процветает маргинальная преступность и где будет чем заняться детективу.
Ей нужно было подготовиться, заработать денег побольше (вряд ли удалось бы быстро найти в Калифорнии такого же удачного сутенёра), чтобы раз и навсегда порвать с прошлым. Нужно было получить высшие баллы по всем экзаменам, проявить себя где-нибудь ещё, кроме задержаний преступников, чтобы иметь право рассчитывать на грант. Впрочем, где учиться, Ими было всё равно, лишь бы в округе Сан Франциско и лишь бы бесплатно. Всё равно она бы бросила учёбу, едва достигла бы совершеннолетия.
Оставалась проблема-Джексон. Два года назад у Ими был шанс закончить школу экстерном, но она отказалась, потому что боялась потерять возможность видеть Джексона. Но теперь выхода уже не было, теперь уже и он заканчивал школу. Поначалу она хотела поступить в тот же университет, что и он, но Джексон хранил свой выбор в тайне. Имтизаль целый вечер билась в растерянности, ломала голову, мучилась от страха утратить смысл своей жизни, упустить его и потерять из вида. Ничто не пугало её так, как неведение: невозможность знать, ежедневно знать о том, что происходит с Джексоном. Она жутко нервничала, когда он уезжал с друзьями в Лас-Вегас на целые две недели, ведь всё это время она понятия не имела, что он делает, жив ли он и что с ним происходит.