– Сейчас, минутку.
– Спасибо.
Амелия села напротив гостьи.
– Вы… простите, вы не возражаете, если я ещё раз посмотрю на ваше удостоверение.
– Конечно, – Ими отстегнула значок и передала его Амелии. – Департамент округа. Можете проверить на сайте.
– Простите меня, я не хотела вас… оскорбить. Но всё это так… странно.
– Всё нормально.
Амелия встала, забрала из кофе-машины чашечку и поставила её перед Имтизаль.
– Спасибо.
– Не за что.
– Вы и Дэниэл.
Молчание.
– Мы встречались.
– Давно?
– Неделю назад.
Молчание.
– Вы инициатор расставания?
Она прищурила глаза.
– Я не говорила, что мы расставались.
Ими старалась не двигаться, но чуть сдвинула брови.
– Я поняла, что вы были парой… неделю назад.
– Эм… ну да, это тоже, – она посмотрела в стол. – И да, инициатор я, если так можно назвать девушку, которой изменяли, которую унизили и которую оскорбили.
Ими достала блокнот.
– Дэн что-то сделал?
– Пока нет. Когда вы ссорились, он вам не угрожал?
Молчание.
– Да, он мне угрожал. Он много чего говорил.
– Например?
– Послушайте, вы же не думаете, что он может что-то мне сделать?
Ими вздохнула и посмотрела в окно.
– Он подозревается в убийстве Сары Томсон. Её друзья утверждают, что они встречались.
– О Господи! Дочь Джерри Томсона? Редактора его журнала?
– Да. Сара узнала об изменах и угрожала, что её отец уволит Дэниэла.
– Этого не может быть… Я знаю Сару. Она знала, что мы вместе.
– Вероятно, Дэниэл говорил ей, что вы расстались. Потом она узнала о вас и других девушках.
Амелия встала.
– Нет, это… это точно не он. Но даже если… зачем убивать меня?
– Я думала, вы мне скажете.
Молчание.
– Почему вы думаете, что он хочет меня убить? Боже мой… Бедная Сара…
– Мы обыскали его квартиру. Почти на всех ваших фотографиях пририсованы увечья, кровь, текущая из глаз, написаны угрозы расправы… вы понимаете. И на фото Сары.
Молчание.
– Он не мог убить Сару… Господи… бедный Джерри…
Она была готова заплакать.
– Я вам советую вспомнить всё, что вас пугало в поведении Дэна, особенно в последнее время, и написать.
– Боже… – она не убирала рук от лица.
– Амелия, помогите мне.
– Мне нужно побыть одной. Мне нужно позвонить.
– У нас нет времени. Напишите, а потом мы поедем в участок.
– Сейчас?
– Да.
– Я не могу.
– Это очень важно.
Молчание.
– Как мне это писать? Как это у вас всё оформляется.
Она уже почти плакала, и руки у неё тряслись.
– Как хотите, – и, помолчав, добавила, – как запись в дневнике.
Амелия дрожала, и Ими налила ей воды, разбавленной галлюциногеном. И Амелия всё написала. Даже больше, чем ожидала Ими. Потом она много плакала, Ими слушала её и принесла ей воды, на этот раз с экстази. Амелия всё плакала и рассказывала о том, как она любит Дэниэла, как он разбил ей сердце, как ей больно, как она страдает и как не хочет жить. Ими тоже не хотела жить. Она принесла ей воды снова, снова не простой воды, потом уложила Амелию на кровать, гладила её волосы, успокаивала и говорила приятные вещи, понимая, что экстази начинает действовать и перебивать параноические приступы, вызванные первым наркотиком. Ими вспоминала, как заставляла Джексона принимать амфетамин, и ей стало так тоскливо и одиноко, что было уже почти невозможно выполнять свой долг.
Ими притворилась, что говорит по телефону, а потом сказала Амелии, что полиция ошиблась, что Сара жива, и нападал на неё не Дэниэл. Потом она говорила уже почти бредящей Мел, что Дэниэл любит только её, что он безумно раскаивается во всём, что изменял ей только по пьяни, не ведая, что творит, и что поклялся измениться ради неё и никогда её не огорчать. Амелия улыбалась. Ими очень хотелось порезать это красивое тело, ломать его, дробить, но она только сидела и гладила Амелию по волосам и заставляла красивое лицо улыбаться и светиться от счастья. Ими ждала, когда тело сдастся в неравной борьбе с ядом, и когда Амелия перестала дышать, Ими вернулась на кухню, где осталось письмо.
Мы с Дэниэлом расстались неделю назад (25го марта), и за эту неделю я очень много думала о себе, о нём и о наших отношениях.
Во-первых, я могу с уверенностью сказать, что он никогда меня не любил. Он постоянно изменял мне с другими девушками, что, вероятно, не самое редкое явление среди мужчин, но Дэниэл не посчитал нужным даже попросить у меня прощения за ложь, которой он поил, кормил и усыплял меня вот уже полтора года. Полтора года! Как я могла так любить не уважающего меня человека?! Я обвинила его в изменах, и он был так груб со мной… так самоуверен… Он выставил меня во всём виноватой, он вообще не слушал меня, он только оскорблял меня, угрожал… он даже хотел меня ударить! И всё время смотрел на ножи… мы были на кухне. Боже… Он никогда не любил меня. Он использовал меня, потому что красивая, влюблённая и хозяйственная девушка сильно упрощает жизнь.
Кстати о жизни: он никогда не интересовался моей жизнью. Кроме внешности его ничего во мне не интересовало. Он презрительно относился к моим увлечениям, если они не совпадали с его, и к моей работе.
А потом он начал вести себя странно. Сначала, его вдруг заинтересовала моя работа. Он спрашивал о хирургии, спрашивал о всяких препаратах… спрашивал, может ли ветеринар выписывать наркотики. Говорил, что собирается писать об этом статью. Но я же знаю, что никогда бы в жизни он не стал писать о ветеринарах. Он нас вообще за врачей никогда не считал. Но зачем ему все эти ножи? Он сказал мне, что я могла бы взять домой что-нибудь. Просто так. «Было бы круто» – больше он никак это не объяснил. Ясное дело, ничего я не принесла!
Последнюю неделю до нашей ссоры он вёл себя особенно странно. Он был, казалось бы, холоден со мной, но я замечала, как он на меня смотрит. Он всё отрицал. Он делал вид, что не обращает на меня внимания. Но изредка я успевала поймать его взгляд на себе, и это было страшно. В его глазах было столько… жажды, ненависти, жестокости… это трудно объяснить. Я даже захотела взять отпуск и уехать к тёте в Ирландию на пару недель, лишь бы был повод не видеться с ним. Кто же знал, что нам оставалось так мало времени быть парой. Лучше бы я и вправду уехала.
Мне стали сниться кошмары. Ничего не могу с этим поделать. Особенно теперь, когда мы поругались. Мне снится, как мы ругаемся, а он избивает меня и режет, режет. Он ведь и в тот день хотел меня избить! Даже замахнулся. Он всё угрожал, что, если я не заткнусь, то он разобьёт мне голову о косяк двери. Он вообще много чего жуткого мне сказал.
Я так много заблуждалась на его счёт. Он не только моральный урод, он… беспринципное чудовище. Я всё чаще думаю о том, что он мог бы поджидать меня у подъезда с кислотой. Я становлюсь параноиком? Мне страшно. Страшно думать, что Дэнни маньяк. Сколько женщин в мире пострадало оттого, что не поверило в угрозы своих разъярённых мужчин? А даже если поверить… можно подумать, я бы смогла что-то изменить. Мне безумно страшно. Больно, тошно… и страшно.
Она ещё раз перечитала письмо, потом спрятала его в туалетный столик в спальне, глубоко запрятав под личными вещами. Всё ещё было недостаточно поздно, и Ими принялась за уборку.
Она переоделась, убрала волосы под эластичную шапку, надела перчатки и даже маску. Она четыре часа ползала по квартире, чтобы не оставить ни единого следа своего пребывания в ней и собрать все жучки и камеры и нигде ничего не забыть.
Теперь можно было увезти тело.
Уже очень скоро Имтизаль сильно пожалела о том, что убила Амелию так быстро и предварительно не промыла ей желудок и пищеварительный тракт без хирургического вмешательства. Теперь же было слишком поздно, но Ими повезло, может быть, отчасти благодаря заморозкам, внезапно пришедшим с концом марта. Впрочем, она утешала себя тем, что в любом случае не удалось бы избежать вскрытия. В любом случае, даже с изъятыми органами, Амелия стала первой мумией, которую Имтизаль сохранила без расчленения. Кроме того, она стала первой мумией, чьи глаза Ими оставила закрытыми, потому что не могла смириться с тем, как выцвела зеленоватая радужка; удалила глазные яблоки и вставила на их место стеклянные имплантаты.