Они с Оуэном вели дело об убийстве десятилетнего мальчика. Его изувеченный труп нашли в здании под снос, но тело было настолько изуродовано огнём, что экспертиза практически ничего не выяснила о тонкостях истязаний ребёнка.
Там же были найдены следы крови, грязные обрывки скотча и верёвок, предполагалось, что ребёнок был изнасилован. Он исчез 30го августа, тело было найдено 2го сентября. Дата смерти – 1ое сентября.
Ими сразу прониклась делом. Оно ей нравилось, и ей впервые за всю службу стало действительно легко вложить в расследование душу, потому что с первого же взгляда на труп она поняла, что он будет не последним. Ей не нужно было допрашивать родителей покойного мальчика, она знала, как работает этот механизм, знала, что жертва была выбрана случайно, тщательно подготовлена, и не может быть ни одного человека, способного дать верную наводку. Она осталась вместе с экспертами осмотреть тело, осмотреть местность, пока Оуэн допрашивал свидетелей, и очень быстро составила примерный портрет убийцы, оценила степень его квалифицированности и возможное дальнейшее поведение. Она знала, что Оуэн идёт по ложному пути, но не брала на себя право сказать ему об этом. Она только старалась не привязываться слишком сильно к своему маньяку, трупу и следствию, потому что подозревала, что в скором времени ни у кого не останется сомнений в том, что ребёнок – жертва серийного убийцы, и тогда, скорее всего, в расследования вступит другой отдел, а может быть, им даже заинтересуются федеральные криминалисты.
Ими вышла из дома и немного посидела в соседней кофейне, рассчитывая дождаться того, как разъедутся все служебные машины, разойдутся любопытные и единственным свидетельством чего-то неповседневного останутся ленты, огораживающие территорию. Тогда можно было бы оценить шансы пронести туда тело незаметно, шансы никого не встретить и ситуацию на улице в целом, но времени было слишком мало: новые убийства могли произойти когда угодно и дело могли отобрать когда угодно. Ими уже даже мысленно строила себе романтические перспективы их общей с маньяком тайны: только он и она будут знать, что он, на самом деле, в тот же день собирался совершить убийство, а после ещё, и его охарактеризуют всего лишь как убийцу несовершеннолетних и, возможно, педофила, возможно, даже найдут психические отклонения, но совершенно точно не назовут маньяком. Она впервые задумалась о себе, как о преступнике, впервые подумала о том, что она сама вполне типический серийный убийца. Никогда раньше она не размышляла о своей жизни, как полицейский, теперь же даже стала прикидывать, какой срок бы ей дали, в какую тюрьму бы отправили и признали ли бы невменяемой. На какой-то момент она даже подумала о том, что было бы неплохо расширить коллекцию, она представила себе, как коллекционировала бы совершенных людей, создала бы целое подземелье, где для каждого человека был бы предусмотрен свой отдел, где бы хранилось не только его тело, но и его личные вещи, её картины, психологический отчёт, составленный ею, полицейский отчёт по следствию и все документы и всё-всё-всё, что ей удавалось найти о нём или создать для него. Это был бы своеобразный музей, единственным посетителем которого был бы его же владелец, и было бы замечательно поселиться там и выходить наружу только для того, чтобы заработать на еду, препараты, и оборудование и чтобы найти новый экспонат. На какую-то долю секунды где-то неосознанно и глубоко у неё вынырнула и снова утонула мысль, или даже подобие мысли, о том, что можно было бы пополнять коллекцию и несовершенными людьми, можно было бы убивать простых маргиналов, которых никто бы не стал искать, и тогда количество тел, наконец-то, выросло бы существенно. Подумать об этом всерьёз она бы никогда себе не позволила и не опустилась бы до того, чтобы осквернить святую для неё память о тех, кем жила, банальными экспериментами в хирургии и мумификации.
Итак, она быстро определила, что хоть один свидетель произошедшего должен был быть, и торопилась проверить свою теорию, но Оуэн уже вызывал её для повторного осмотра тела. Оуэн всегда выполнял всю коммуникабельную часть работы, общался со всеми помощниками процесса и свидетелями, но к патологоанатомам всегда отправлял Имтизаль. Среди них была Диана Кэмпбэлл, один из самых проницательных и внимательных специалистов, она потрясающе знала своё дело и консультировала чуть ли не весь отдел. Если только к ней подходили за советом, что делали только в крайних случаях, потому что выглядела она почти так же холодно и удручающе, как и Имтизаль. Они мыслили на одной волне, работали на одной волне и очень легко нашли общий язык: меньше слов, больше дела. Диана всегда разрешала Ими самой провести осмотр и очень одобрительно относилась к её молчаливости, поэтому Оуэн всегда отправлял свою напарницу в лабораторию одну. Так работа действительно шла быстрее, при других полицейских Диана чувствовала себя неуютно, думала медленнее и закрывалась в себе, и они от напряжения начинали пропускать важные детали, поэтому к ней очень редко кто обращался напрямую. Разве что Имтизаль принципиально общалась только с ней.
Сейчас на это не было времени, и Ими пыталась как-то увильнуть от распоряжения начальника, но ей ничего не удавалось, и тогда ей пришлось без намёков и туманностей сказать Оуэну, что она практически уверена в ещё одном трупе. Она уверяла, что здесь в районе или где-то по пути от района Милзов – родителей мальчика – должно было произойти ещё одно убийство. Оуэн доверял её интуиции, поэтому согласился помочь организовать обыск, но нигде ничего не было найдено. Дело пахло провалом, но Ими настаивала на своём, и в конце она даже поделилась с Оуэном своей теорией последующих убийств. Эйфория от самого процесса изувечивания тела никогда не застаивалась в Имтизаль дольше, чем на один день, из этого она делала вывод, что уже сейчас или, в крайнем случае, завтра, вошедший во вкус маньяк найдёт новую жертву.
Дело стояло, потому что ни на следующий день, ни через день ни одного нового убийства не произошло. Имтизаль была в недоумении. У неё не было никаких сомнений в своей правоте, поэтому несоответствие действительности она объясняла чем угодно, но только не своей ошибкой. Она пробила по базе всех педофилов, выпущенных на свободу, насильников и убийц несовершеннолетних. Работы предстояло много, и не было никакой гарантии её результативности.
На следующий день после обнаружения трупа Ими вспомнила про Дэвида и его брата и впервые за последние пять месяцев вышла на контакт. Она ещё раз поговорила с мальчиком, тот честно признался, что никого странного не замечал ни тогда, ни теперь, за всё это время никогда ничего подозрительного не происходило ни с ним, ни с кем-то ещё в школе. Ими снова съездила в тот хлев, узнала у местных, не приезжал ли туда кто-нибудь, осмотрела местность, потом снова осмотрела дом, в котором нашли обугленное тело мальчика, потом снова съездила к Диане, потом сравнивала фотографии и личные дела брата Дэвида и убитого ребёнка и вернулась к Оуэну ни с чем.
За остаток дня она объездила девять домов, владельцы которых потеряли сына: то мальчик не вернулся домой после школы, то сбежал, то ещё что-то. Два мальчика пропали относительно недавно, остальные – пять лет назад и раньше. Один из недавних детей очень часто сбегал из дома и не скрывал своих связей с плохими компаниями, второй был послушнее, но его окружение тоже казалось сомнительным, потому что среди его друзей были даже 40летние мужики. Именно этими мужиками и решила заняться Имтизаль. Навещать их было уже слишком поздно, но она, всё же, рискнула. Она вернулась домой практически ни с чем: ни Сэма, ни Джона – друзья пропавшего ребёнка – она не нашла. Но Ими не отчаялась и посвятила ночь поиском информации в базе. Она узнала, что у Джона были дети 15 лет назад, но две дочери, но они утонули, когда семья отдыхала в Коста Рике. Жена его вскоре бросила, Джон уволился и уехал из Сиэтла. Он жил в городе всего год и числился безработным. Сэм казался не менее странным, о его прошлом ничего точного сказать было нельзя, потому что он байкер и до недавних пор вёл кочевой образ жизни.