Он с облегчением принимает тон разговора и спрашивает:
— А почему я тебя никогда не вижу в ресторане?
— Никогда туда не хожу, ем в номере, — сухо отвечает она.
Тогда он пугается, вдруг обнаружив, что по каким-то ему не известным причинам у нее испортилось настроение, и с тревогой спрашивает:
— Ну, а как же мы будем?
На этот раз она, уже как соучастник, предлагает:
— Ты видел, что каждый номер имеет балкон, выходящий в сад. На всех балконах решетки. Сегодня ночью я приду к тебе в номер, выйду на балкон, возьмусь руками за решетку, а потом мы сделаем то, что вы с женой делали на площадке того дома на виа Венето.
Произнеся это, она выпрямляется и уходит.
Ничего не соображая, он следует за ней и говорит:
— Я только боюсь, что на самом деле ты не придешь.
Сам не знает, зачем сказал эту фразу. Может быть, для того, чтобы внести ноту реальности в то, что все еще держит его больше во сне, чем в жизни. Она ничего не отвечает, но, как только они выходят с площадки и проходят на виа Трагара, она останавливается, обхватывает руками свое горло, расстегивает воротник и на мгновение распахивает пальто. Он видит, что под пальто она абсолютно голая.
Женщина спрашивает у него:
— Тебе не кажется, что я и телом похожа на нее?
Странно, может быть, он ослеплен сильным волнением, но ему ничего не остается, как заметить и вправду совпадающие детали: та же грудь, низкая, но плотная, тот же живот, упруго закругляющийся над лобком, те же на лобке волосы, короткие, кудрявые и, как у блондинок, почти рыжие. И кровеносные сосуды, едва заметные на прозрачной коже бедер и груди, — все напоминает ему жену.
Женщина, запахивая пальто, спокойно, но с вызовом спрашивает:
— Теперь веришь, да?
— А ты вот так вот и ходишь, голой?
— Торопилась, здесь на Капри тепло, я завернулась в пальто и вышла.
С этой минуты они больше не разговаривают, а торопливо шагают, на расстоянии друг от друга, будто и вовсе не знакомы. У нее обычный, инстинктивно вызывающий шаг; она идет, глядя в землю, будто размышляет. А он посматривает на нее украдкой, почти не веря их соглашению. Кроме того, его крайне заботит: как она сможет взяться за балконную решетку, если решетка вся покрыта колючими вьющимися растениями? Он долго обдумывает что делать. В конце концов решает очистить от растений середину решетки. Но как? Нужны садовые ножницы, а их у него нет; значит, надо купить. Тайком он бросает взгляд на часы и видит — остается всего двадцать минут до закрытия магазинов.
Он обращается к женщине:
— Когда придешь?
— Сегодня ночью.
— Да, но в котором часу?
— Поздно, около полуночи.
Он хотел бы спросить — почему так поздно? Но, торопясь в магазин до закрытия, только сообщает:
— Мой номер одиннадцать, на третьем этаже.
— Знаю: когда ты просил сегодня утром у портье ключ, я стояла у тебя за спиной.
Они уже перед воротами гостиницы.
Он берет ее за руку:
— Ты заметила, что до сих пор не сказала мне, как тебя зовут?
— Таня.
Жену звали Антонина. Он думает: «Тоня и Таня, почти одно и то же».
— Этого не может быть!
— Чего именно?
— Ничего — до сих пор не могу понять, существуешь ли ты на самом деле, глазам своим не верю, — смущается он.
Впервые она ему улыбается; гладит его лицо и, бросив «до вечера», убегает через ворота в сад гостиницы.
В большой спешке, поскольку боится, что магазины закроются, он поднимается по той улице, которая ведет к городской площади Капри. Куда идти знает: как-то раз, под высокой аркой подходя к площади, он попал в узкий и темный переулок. Хозяйственный магазин там. Входит и, мимо ящиков с железками и коробок, полных ножей, ножниц и прочих режущих инструментов, идет прямо к продавщице, стоящей за прилавком.
— Мне нужны садовые ножницы.
— Маленькие или большие?
— Средние.
Он возвращается в гостиницу, поднимается в номер, и, зажав в руке ножницы, сразу выходит на балкон. Уже ночь; в темноте он рассматривает растение и видит, что наверху стоит бетонная кадка, с которой оно спускается, рассыпаясь, по решетке. Но ведь чтобы женщина могла легко опереться о нее, недостаточно срезать ветки, покрывающие решетку, нужно убрать также и часть ящика. Перед тем как приступить к тяжелому неприятному и, в общем, сумасшедшему делу, он чуть колеблется. Но в воображении возникает образ опершейся о перила женщины в пальто, поднятом до пояса. И он с жаром принимается за работу. Прежде всего срезает самые высокие ветки и веточки, затем освобождает перила и старается сдвинуть ящик. Новая проблема: куда их девать, чтобы не попались на глаза и чтобы женщина не поняла, что эти перила очищены специально для нее, с умыслом, во имя его навязчивой идеи? В конце концов он решает сложить ветки и веточки, насколько это возможно, в глубину балкона, чтобы потом вынести. Смещает ящик, и в эту минуту раздается телефонный звонок.