Мы вечно натыкаемся друг на друга на кухне: Маурицио (он сидит на героине), «ла Вики», выискивающая свободную минутку, чтобы приготовить фирменный чизкейк, и Эмба в домашних фартуках с цветами. Она вымешивает ингредиенты для тортов толстыми пальцами и произносит «к» как «х», как все флорентийцы — флорентийские тинейджеры, покупая кока-колу, просят «хоха-холу».
Эмба выскребает мелко нарезанные травы (тимьян, эстрагон, петрушку) и лук из блендера и добавляет их в кипящий томатный соус, затем вливает сливки. Это наша знаменитая фирменная сальса, которую мы смешиваем с пастой. Соус — одна из причин (вторая — десерты), почему в нашем ресторане всегда много народу. У входа на кухню Эмба расстегивает полотняный кошелечек и отдает деньги Маурицио. Тот уходит и возвращается бледным и потным, принимаясь рьяно оттирать один и тот же квадратик стола в течение десяти минут; тем временем заказы накапливаются. Я не вижу его глаза. Иногда мы с Эмбой весь вечер готовим вдвоем.
Пьеро — высокий и мечтательный учитель итальянского в институте Леонардо да Винчи, решивший заняться ресторанным делом. Его лучшее изобретение — инсалата «Всякая всячина», смесь мелко нарезанной белокочанной капусты, листьев салата рокет, обжаренных семян кунжута и тертой соленой рикотты. Рикотта родом с Сицилии; она твердая и белая, острая и сливочная одновременно. Пьеро относится к сырам с настоящей страстью и всегда сам выбирает их с особой тщательностью, как и различные интересные виды хлеба, которые мы предлагаем гостям.
Официантки-иностранки сменяются у нас с головокружительной скоростью, но особенно запоминаются Аманда из моей родной Австралии — мы с ней становимся подругами — и Мари-Клер. Мари-Клер — шикарная парижанка, учится на реставратора, везде ездит на велосипеде; ее длинные ножки крутят педали под коротенькой юбочкой с рюшами.
Поскольку для меня снова началась ресторанная жизнь, я почти ничего больше не вижу; один выходной, работа допоздна, и все свободное время я обычно провожу в других ресторанах. Мы с Амандой часто остаемся в ресторане после того, как остальные сотрудники уходят домой, пьем и разговариваем до поздней ночи. В выходные стараюсь не забывать о том, что я в Италии и могу съездить на денек, скажем, в Венецию, Рим или Чинкве-Терре [3]вместо того, чтобы бродить по рядам супермаркета, выбирая шампунь. Во Флоренции, в этом прекрасном городе, есть районы, которые я знаю прекрасно, — старинные улочки, запрятанные подальше от чужих глаз, где находятся лавки аптекарей, переплетчиков, травников и кожевенников. Я знаю все адреса лучших фабричных аутлетов, знаю, где подают лучший кофе и аперитивы. Мой мир стал меньше, приятнее и безопаснее по сравнению с тем, каким он был в беспокойные времена Джанфранко.
Джанфранко взял за обыкновение заходить во «Всякую всячину» каждый вечер часов в пять на кофе. Он загораживает собой дверной проем маленькой кухни и болтает со мной, пока я готовлюсь к вечеру. Мы уже несколько месяцев живем порознь, и я чувствую себя излечившейся и сильной, так почему же жду его прихода с таким нетерпением? Это похоже на те времена, когда он ухаживал за мной, и мы с Мари-Клер затеваем игру в ставки: если он придет, то она должна будет заплатить мне тысячу лир, а если нет — я ей. Я часто выигрываю. После работы за вином с бискотти я наконец выкладываю ей всю историю про Джанфранко. Она понимающе выслушивает меня и взамен делится несколькими забавными историями о своих нынешних романах.
Я зла на себя за то, что позволила старой любви вновь нарушить свой покой. Напоминаю себе, как была с ним несчастна, но вижу лишь его глаза и улыбку, накрахмаленную белую рубашку и улыбку, чувствую знакомый запах его лосьона. Однажды вечером он предлагает поужинать в «Артимино», элегантном ресторане в пригороде Флоренции, где мы провели одно из первых свиданий. Мы едем вчетвером: я, Джанфранко и Мари-Клер с одним из ее ухажеров. У меня голова кружится от счастья и надежды. Тщательно выбираю наряд, а когда оказывается, что нас трое — приятель Мари-Клер не смог выбраться, — чувствую себя разочарованной, но не слишком. Вечер прекрасен, Джанфранко на высоте. Он скрывается на кухне, а когда выходит, заказ уже сделан, и куча маленьких эксклюзивных блюд приготовлена специально для нашего стола. Мы заказываем роскошные вина и пьем; вернувшись из дамской комнаты, я с удовольствием замечаю, что Джанфранко с Мари-Клер поладили. Я рада, что познакомила его с такой красивой, интересной женщиной. Вечерние визиты продолжаются.
Я знаю, что Венецию считают почти воплотившейся поэмой, что ее очарование воспевалось поэтами и писателями многих эпох. Томас Манн писал: «Приехать в Венецию на поезде — это все равно что войти во дворец через дверь черного хода». Венеция и есть дворец, хотя роскошью и красотой этого дворца лучше любоваться не зимой. В свое первое Рождество в одиночестве (Джанфранко нет, у друзей другие планы) я решаю отвлечься и провести неделю в Венеции. Бронирую недорогой семейный пансион и начинаю предвкушать.
Такой холодной зимы Италия не видела давно. Но меня это не пугает. Сажусь на поезд и прибываю во дворец с черного хода. Порыв ледяного ветра чуть не выдувает меня из купе. Поскольку стойкость свойственна всем членам нашей семьи, воспринимаю ужасную погоду как часть своего захватывающего путешествия — необычное Рождество, которое я никогда не забуду. Мой пансион обшарпан и роскошью не отличается — одна кровать с провисшим матрасом в тесной комнате с биде и одиноким крючочком для одежды на стене, — но от этого мое приключение лишь интереснее. Я долго обустраиваюсь, расставляю косметику на полочке над раковиной, ставлю будильник у кровати, кладу ночнушку под старую подушку. Потом настает время выйти на улицу и исследовать этот невероятный город.
Много лет назад я уже приезжала сюда с подругой как-то весной; был солнечный, волшебный день. Мы бродили по бесконечным маленьким мостикам, очарованные лабиринтами загадочных переулков, завораживающей грандиозной архитектурой, тысячами голубей на площади Святого Марка — мы даже выпили непременную чашку кофе по ужасно завышенной цене в баре «У Гарри». Но сильнее всего нас потрясло то, что это был город, который плыл по воде, был построен на воде и однажды будет поглощен и побежден водой. Мы понимали, что это клише, но радость на лицах молодоженов, позирующих фотографу в гондоле, была заразительной.
На этот раз все совсем по-другому, и мне кажется, что я попала в другой город, только декорации те же: каналы и мосты, архитектура и площади, величие и загадочность. Вода покрыта рябью, нестихающий ветер вспенивает на ее поверхности сердитые барашки. На улице почти никого нет, а те, кто все же отважился выйти, одеты куда теплее, чем я, — как на лыжном курорте. Есть даже снег, грязно-желтые сугробы по углам. Мне хочется лишь укрыться от ветра, чтобы подумать, собраться с мыслями, приободриться, решить, куда пойду ужинать. С облегчением захожу в бар и думаю, чем же заняться. Еще нет и трех часов, а на улице слошная серость; пройдет не меньше пяти часов, прежде чем можно будет со спокойной совестью пойти ужинать. Я знаю, что буквально в двух шагах дворец Дожей, Кампаниле и рынок Риальто; я могла бы отправиться на литературную экскурсию или пойти любоваться полотнами Тинторетто. В безветренный погожий день я с удовольствием занялась бы всем этим, но, глядя на безлюдные, тоскливые улицы из окна бара, не могу заставить себя заняться ничем, кроме как залечь в кровать с книгой в комнате гостиницы.
Первые три дня рождественских каникул в Венеции так и проходят — с книгой в кровати. Каждое утро я встаю, полная оптимизма, и готовлюсь начать новый день, но ледяной ветер неумолимо рушит мои планы. Я перемещаюсь из гостиницы в магазин, из магазина в бар, кафе или ресторан, и мне абсолютно не хочется покидать их теплых стен; но я трачу столько денег, что мне все больше времени приходится проводить на узкой кровати с комковатым матрасом, неохотно читая. К шести вечера я немного веселею; сижу за столиком уютной маленькой траттории и читаю меню за кувшином домашнего вина, записываю в дневник свои мрачные мысли и наблюдения, вспоминая прошедший день.