Если у человека в подсознании сидит, что этанол, один из сильнейших наркотиков, известных на сегодня, не является наркотиком, и он зависим от него, он никогда не признает себя наркоманом. Максимум, алкоголиком, но это же не наркоман, хотя он самый настоящий этаноловый наркоман.
У граждан России в подсознании сидит, что западное есть общечеловеческое, и потому нам кажется естественным делать западные образы символом победы над Западом. Но это не более естественно, как если бы американцы стали называть свои операции и оружие русскими словами.
Люди всегда подражают сильному. Сталин носил военный костюм и ему подражали все слои общества. Даже далекие от военного дела люди, от кладовщиков до писателей, считали за особый шик одежду «под военного». Носил бы Сталин арабскую одежду, шиком был бы арабский стиль.
Это стремление связано с инстинктом самосохранения: если я слабый, но выгляжу как сильный, мои шансы на выживание повышаются, чем если я выгляжу собой, слабым. Сегодня Запад самый сильный, и ему подражают во всем, от внешнего вида до целей и ценностей. Если бы самой сильной была Африка, мир подражал бы ей как в целях и ценностях, так в одежде и манерах.
Самый ненадежный способ определить победителя по информации от СМИ. Ярче всего это видно на «Полете орла», возвращении Наполеон с острова Эльба. В 1814 году он отрекся от власти и ему дали во владение этот остров. В 1815 году он покинул его и с группой людей пошел к Парижу. Французские СМИ освещали его этапы движения. Заголовки газет менялись по мере приближения к Парижу: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан»; «Людоед идет к Гарнассу»; «Узурпатор вошел в Гренобль»; Бонапарт занял Лион»; «Наполеон приближается к Фонтенебло». В итоге: «Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже».
К журналистам претензий нет, они люди наемные и подневольные, что им велено писать или за что платят, то они и пишут. Ленин по этому поводу сказал: «Свобода печати есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать "общественное мнение».
Безошибочный способ определить победителя — это не СМИ слушать, а песни, звучащие на центральных площадях. Если в весеннем Берлине 1945 года отовсюду неслись советские песни, не нужно было читать газет, чтобы узнать, кто победил.
Хотите узнать, кто сегодня побеждает? Пройдитесь по улицам сегодняшней Москвы и любого большого города России, и послушайте, какие песни звучат из кафе. Загляните в свой плейлист. Так вы наглядно увидите пословицу англосаксов: рука, качающая колыбель, правит миром.
Черчилль как-то сказал, что кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить чужую. Это выражение можно так перефразировать: кто не хочет формировать сознание своих граждан, тот получит граждан, чье сознание сформировал потенциальный противник.
Россия в положении позднего СССР, из-под которого США тащила Восточную Европу, а Союз ничего поделать не мог. Кремлю в той ситуации оставалось только говорить про свободу и право народов на самоопределение. Сегодня Кремль наблюдает американский натиск на Восток, захват сознания своих граждан, и ничего не может противопоставить этому. Остается только говорить, что западные стандарты являются общечеловеческими ценностями и мировыми стандартами.
Даже если ему удается части населения установить блок на восприятие информации против России и ее руководства, Запад просачивается в головы через продукцию, где ни слова о России и власти, но есть однозначные аналогии с сегодняшней Россией, ее лидером и его окружением. На эту информацию у патриотически настроенного населения блока нет. Она входит с черного входа и делает свое дело — сеет сомнения и заставляет видеть то, что нужно врагу. Причем, человек считает, что он сам увидел и пришел к этим выводам, тогда как его аккуратно к ним подтолкнули.
Невозможно рядового человека защитить от этой атаки объяснением ситуации, указанием на факты и логикой, так как все это за рамками его восприятия. Можно только верой, но полноценная вера у масс включается, когда ее подкрепляет полноценное насилие за неверие в то, во чо нужно верить. без этого сегодняшнее настроение завтра может развернуться в противоположную сторону.
С какой страстью массы кричали Христу, въезжавшему на ослике в Иерусалим: Осанна (Ошианна, что в переводе «спаси нас»), от восторга бросая ему под ноги свои одежды, с такой же страстью через непродолжительное время та же самая толпа кричала: «Распни его!».
Неподкрепленная любовь легко переходит в обратное состояние — в ненависть. Люди истово веруют, одни в Бога, другие в коммунизм, третьи в расовые теории нацизма, во многом благодаря силовым институтам: инквизиции, КГБ, СС и прочее.
Корни дееспособности институтов произрастают в первую очередь из веры силовиков, что их дело правое. Эрик Хоффер в «Истинноверующием» приводит на эту тему слова Гитлера: «Всякий акт насилия, не опирающийся на крепкую идейную основу, не имеет твердости и полон колебаний. У него нет крепости, которая возможна только при фанатичной точке зрения».
Подчеркну, не из знания, силовики не богословы и идеологи, а именно из веры. Она дает им силы делать то, что нужно. Личность инквизитора не разрушалась только благодаря вере в правоту своего дела. Делай человек то же самое без веры, за деньги, его личность быстро бы разрушилась. Палачи потому и спиваются скоро, что глушат в себе мысль, что убивают людей за зарплату.
Сила действия равна силе мотива. Что можно сделать за идею, того нельзя сделать за деньги. Всякая идея, религиозная, коммунистическая и националистическая, дает силы видеть врага во всяком, кто смотрит не в ту сторону. Это создает атмосферу, в которой технологии оперирования сознанием не работают. Даже когда факты против идеи запечатлены на небе, система все равно держится, как это наблюдалось с Галилеем. Но чтобы построить такую систему, нужна идея.
Патриотизм
Есть такое выражение «за неимением кухарки устанавливают интимный контакт с поваром» (в оригинале оно звучит грубее, но суть ясна). Россия пытается компенсировать идейный вакуум с помощью двух костылей: патриотизма и религии. Кажется, это единственное, на что сейчас можно опереться. Но при ближайшем рассмотрении это не идеи, а суррогаты — дары данайцев.
Чтобы не просить читателя поверить мне на слово, посмотрим, насколько патриотизм и религия могут выступать в роли идеи. Начну с патриотизма. Его зачатки видны на обезьянах. Когда стая в безопасности, животные живут текущей жизнью. Одни друг у друга блох ищут, демонстрируя симпатию, другие ровные, третьи дерутся до крови. Но едва возникла опасность, склокам конец. Стая мгновенно сплачивается. Все обиды забыты. Кто секунду назад дрался, теперь стоит на защите своего противника, готов жизнь за него отдать. Но едва опасность миновала, жизнь возвращается в прежнее русло. Одни снова блох друг у друга ищут, а другие продолжают выяснять отношения.
Аналогично обстояли дела у наших предков. В безопасности жизнь течет своим чередом, но как только общество обнаруживало приближение врага, оно мгновенно сплачивалось, становилось единым целым и готовилось к драке. В те времена люди видели друг в друге не другое существо, а продолжение себя. Не было отделения себя от племени, не было «Я», было только «МЫ». Отношения были как между разными членами тела. Если палец в беде, значит, все тело в беде. Спасение пальца есть спасение себя. Каждый жив, пока живы другие члены тела. Без них нет меня.
По мере развития, наши предки укрепляли и огораживали территорию своего проживания. Возникает город — огороженное пространство. За его стенами люди чувствовали себя в большей безопасности. Прилегающая к городу территория кормила людей и поила, обувала и одевала.
Что защищает от холода, голода и опасностей, является источником благ, к тому возникает рациональная и эмоциональная любовь. Человек начинает привязываться к родным березкам или пальмам, климатическим особенностям и обычаям. Его пронзают вибрации родной земли.