Деньги, вещи и услуги на краткое время приносят радость. Но скоро она исчезает, и чтобы вновь испытать приятное чувство, нужно снова зарабатывать деньги и снова покупать. Люди тратят жизнь на то, что не столько им нужно, сколько нужно системе. По сути, работают потребителями.
Технология, побуждающая так распоряжаться своей жизнью, опирается на пещерную память, которая помнит холод, страх и голод прошлого, когда никто не был уверен, что завтра будет в тепле, безопасности и сыт. Как у переживших сильный голод присутствует трепетное отношение к пище, так у нас, у кого в глубинах подсознания хранятся ужасы прошлого, трепетное отношение к деньгам и вещам. Тот факт, что мы живем в мире, буквально лопающемся от жира, если бы наш предок попал на помойку современного мегаполиса, он бы решил, что попал в рай, ничего не меняет.
Что есть потребление? Это уничтожение товара, приведение его в негодность, изнашивание и ломание. Чем быстрее купленный товар будет уничтожен, тем быстрее совершится новая покупка. Идеал существующей экономики: человек покупает вещь, не распечатывая сразу несет на помойку, и тут же возвращается в магазин за новой, с которой поступает аналогичным образом. И так бегает челноком между магазином и помойкой, и чем быстрее бегает, тем для экономики лучше.
Но если так, почему бы не убрать человека из цепи и не заменить его машиной. Одни машины будут производить товары. Другие отвозить их на помойку. Третьи перерабатывать, разбирать на части, сортировать. Четвертые отправлять полученное сырье на новое производство.
Не убрать, потому что существующая экономика может функционировать при условии, если произведенная ею продукция потребляется (уничтожается) не механистически, а творчески. Для этого потребитель должен выбирать товар, сравнивать его с аналогами, совершать импульсивные покупки, сегодня хотеть одного, завтра другого, побуждая этим производителей к конкуренции.
Как противостояние разных физических сил обеспечивает круговорот воды в природе, так творческое уничтожение продукции создает круговорот вещей в экономике. Базируется оно на желании и чувстве, основание которых — понятия добра и зла. У машины нет этих понятий, и потому ей недоступно творческое потребление. Пока единственный, кто на это способен — человек.
Системе нужно, чтобы каждый ее элемент был на своем месте, — делал то, что у него лучше получается. Как ваши глаза смотрят, а уши слушают, и ни в коем случае не наоборот, так системе нужно, чтобы люди делали то, чего не могут сделать машины, а машины то, чего не могут люди.
Сегодня работа большинства людей заключается в выполнении последовательных действий, укладываемых в алгоритм. Человек стоит у станка, за прилавком, сидит в администрации, за рулем, на стуле врача, в кресле банкира, пишет программы и так далее. Все эти работы намного лучше могут делать машины. По сравнению с человеком они бесконечно эффективнее, так как не устают и не раздражаются, им неведомо выгорание, профессиональная деформация и прочие проблемы.
Системе выгоднее, чтобы действия по алгоритму выполняли машины, люди получали деньги, как будто они выполнили эту работу, а время и силы, какое сейчас тратят на работу, тратили бы на то, чего машина не может — на потребление товаров и услуг.
Когда машины заменят человека, возникнет искусственная природа, производящая вещи без участия людей, как сейчас естественная природа без их участия производит грибы или кислород. Как рыбы в океане и звери в лесу никогда не работают, они только потребляют то, что создано не ими, так и люди в будущем не будут работать, будут только потреблять то, что произвели машины, как сейчас они потребляют то, что произвела природа, которая, по сути, тоже машина.
Всю историю человек мечтал потреблять блага, не участвуя в их создании, или участвуя по своей воле, в качестве развлечения. Из этой мечты родилась античная экономика, в основе которой был труд рабов. Платон считал, что в идеальном мире у каждого гражданина должно быть не менее трех рабов. Они будут работать, а свободные люди будет потреблять результаты их труда.
Основой сегодняшней экономики является труд железных рабов — машин. Если разделить на всех производимую ими продукцию, получится большее, чем могли произвести три живых раба. Если добавить, что машины не только эффективнее живых рабов, но плюс никогда не бунтуют, не возмущаются, не строят заговоров, не обижаются и прочее, новый мир машин и машиновладельцев выглядит привлекательнее идеального мира рабов и рабовладельцев, о котором мечтал Платон.
Позавчера на мечтах не работать, а только потреблять, укреплялись мировые религии. Они обещали после смерти особый мир, рай, где не нужно ничего делать, только пользоваться благами, к созданию которых не имеешь отношения. Вчера мечты поднимали голодные массы на баррикады. Сегодня ими полны соцсети, где люди стенают, что завтра им нужно идти на ненавистную работу, и они мечтают об отпуске, когда система их отпустит на время, о выходных, чтобы выспаться.
Людям казалось, что их мечтам никогда не суждено сбыться. Большинство до сих пор уверено в невозможности этого. Все мы выросли в убеждении, что все должны работать, что-то производить, чем-то торговать. Кто ничего не делает, тот тунеядец, нахлебник и паразит — враг общества.
Но мечты скоро сбудутся. Экономика на пороге кардинальных изменений. Только хорошо ли это… Чтобы увидеть суть современной системы, представьте велосипед особой конструкции — он не падает, пока набирает скорость. Как только скорость снижается, колеса тут же блокируются, и велосипедист летит кувырком. Пока скорость невысокая, блокировка с последующим падением не является большой проблемой. Но чем скорость выше, тем положение велосипедиста опаснее. После какой-то черты оно будет смертельно опасным, а еще выше гарантирует смерть.
Современный мир сегодня едет именно на таком велосипеде. И слезть с него никто не может. Стоит государству начать сбавлять скорость развития, как оно начнет стремительно отставать. Далее его начнут сминать другие государства, которые не сбавляют обороты, а наоборот, наращивают.
Если велосипед нельзя остановить, и спрыгнуть с него нельзя, единственный выход — полететь. Но чтобы летать, нужны крылья. В роли таких крыльев может выступить только идея, время которой пришло. Без нее мир превратится в машину, которая зажует человека.
Беспризорность
Чтобы визуализировать разворачивающиеся процессы, представим полный подводных скал океан. По нему плавает корабль без капитана. На корабле много кают, у каждой свой хозяин, и все враждуют со всеми. Каждый хочет, как минимум, сохранить свою каюту, а как максимум, увеличить ее за счет соседней. Все стремятся укрепить стенки своих кают и разбить стенки соседних. Сделать это можно только за счет стройматериала, добываемого из океана. Из него стенки строят и из него же дубины делают для разрушения чужих стенок и сокрушения голов соседей.
До эпохи Просвещения религия сковывала научно-техническое развитие. Технология добычи стройматериала была крайне неэффективной, и потому корабль медленно набирал вес. Неглубокая осадка позволяла ему проходить над подводными скалами, над которыми его гонял волны и ветер.
Вторым следствием скованности науки было отсутствие эффективного оружия. Хозяева кают имели в своем распоряжении только дубины, коими они крушили перегородки между каютами и головы друг друга. Мировой корабль напоминал больницу буйнопомешанных в мягких палатах.
С началом эпохи Просвещения религиозные ограничения снимаются и начинается бурное развитие. Технический прогресс дал технологии, позволяющие эффективно убивать друг друга и больше добывать из океана стройматериала. Корабль начал стремительно набирать вес.
Чтобы подчеркнуть сложность положения, представим, что добыча ресурсов на корабле через новые технологии осуществляется сверлением дырок в днище корабля. Остановить это сверление невозможно, так как на корабле нет капитана. Никто не может владельцам кают запретить делать на своей территории что угодно (например, никто не может Китаю запретить загрязнять планету).