Он приблизился к дому почти вплотную. В отличие от других построек, у этой лачуги не было забора. Придомовая территория поросла высокой травой. Диетры во дворе не росло. «Значит, точно их дом», — объяснил себе Лафре. Стон в третий раз резанул его по уху, и Лафре поднес руку к худой хлипкой двери, толкнув ее с небольшим усилием. «Извините, — шепнул он, — тут есть кто?»
Внутри дома было темно и пахло мочой. Лафре заметил рядом с собой низкую фигуру обитательницы лачуги. Казалось, будто фигура росла прямо из отсыревшего дощатого скрипучего пола, как поганка. «Помоги ей», — услышал он тихий, уставший голос. Лафре всмотрелся в глубь дома и увидел неподалеку еще одну фигуру. «Помоги ей, тебе говорю! У нее нога застряла в щели». В темноте лиц старух не было видно. Лафре подошел к той, которая застряла в полу, и нащупал ее ногу. Ступня старухи действительно застряла между досками, и старуха жалобно стонала. Аккуратно обхватив ступню, Лафре осторожно потянул ее, второй рукой стараясь раздвинуть половицы. Небольшое усилие — и нога старухи оказалась на свободе. Глаза немного обвыклись в пыльной темноте жилища. Лицо страдалицы было сморщенным. Жидкие седые волосы старухи спадали на него несколькими редкими ниточками. «Вы в порядке?» — спросил ее Лафре, но та не ответила. Она лишь продолжала стонать. Лафре поймал на себе ее взгляд — ровный, без злобы. «Она тебе не ответит, — послышался голос второй старухи, — она немая».
Лафре разогнулся и встал. Вторая старуха шаркающими шагами подошла к нему и коснулась его руки. Лафре испуганно отпрянул от нее.
— Не бойся ты, — смешно прошепелявила старуха. — Я слепая, поэтому и тронула тебя. Я слепая, а она немая. Так и живем.
— Вы… — пролепетал Лафре. — Извините меня, что я без спросу.
— Без спросу! — послышался ее скрипучий смех. — Сестра уж день как сидит тут на полу, с ногой со своей. Я же не вижу ни пса, да и сил не хватает помочь ей. А тут ты нарисовался, слава небесам! Не извиняйся.
Лафре постарался рассмотреть лицо слепой старухи. Такая же сморщенная кожа, как и у ее немой сестры. Такие же белые редкие растрепанные волосы.
— Вы выглядите одинаково, — сказал он с недоумением.
— Уж какими родились, — ответила слепая.
— Вы жрицы смерти? — набравшись смелости, спросил Лафре.
— Они и есть, — загадочно улыбнулась слепая.
Тем временем ее немая сестра, хромая и все еще постанывая, прошла в дальний угол дома, где виднелась полоска света, устремляющаяся в комнату сквозь маленькое грязное окно. Слепая старуха развернулась на скрип шагов своей сестры и рукой провела перед собой, будто пыталась нащупать несуществующее препятствие. Лафре подал ей свою руку и проводил в комнату. Немая старуха легла в кровать, на которой была навалена целая куча каких-то тряпок, и продолжила постанывать.
— Не обращай на нее внимания, — сказала слепая. — Болеет давно. Помрет скоро.
— И для нее нет лекарства? — спросил Лафре.
— Вот ведь невинная душа! — хихикнула слепая. — Лекарства тут не помогут. Недолго осталось жить ей. И мне.
— Откуда вам знать? — удивился он.
— Мы жрицы смерти. Знаем, когда умрем. И я знаю, и сестра. Ждет, дурочка, когда испустит дух. Ничего, ничего. Помрет, зато отмучается. С собой меня заберет, но это ничего.
— Вы тоже умрете? — спросил Лафре. — Вместе с ней?
— Куда ж деваться, раз родились такими. Куда одна, туда и другая.
— Должно быть, это ужасно. Жить и знать, когда умрешь, — сказал Лафре.
— И когда ты умрешь, я тоже знаю, Лафре.
— Что? — опешил он. — Откуда вы знаете? И почему вам ведомо мое имя?
— Глупый, глупый Лафре! — засмеялась старуха.
Ее слепые глаза смотрели на него, и Лафре понимал, что она его не видит.
— Хочешь, скажу тебе день твоей смерти? — спросила старуха.
— Нет! — вскрикнул Лафре. — Не надо. Не хочу знать.
— И правильно. Живи пока.
— Пока? — испуганно спросил он.
— Пока, пока… Пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит.
— Что это значит? Зачем вы это говорите, побери вас пес? Мне осталось мало жить?
— Мало… Много… Когда смерть заберет тебя, ты не успеешь подсчитать. Поверь, тебе будет не до подсчетов. Ты будешь просто мертв. Тебя будут оплакивать, но тебе будет уже все равно. Так есть ли разница, много или мало? Но ты сам сказал, что не хочешь знать. Так что живи пока.
Ее немая сестра на кровати перевернулась на другой бок и еще раз застонала, и от этого звука Лафре стало не по себе. Он посмотрел на слепую старуху, и она смотрела на него своими незрячими, широко открытыми глазами.
— Иди дальше, Лафре.
— Но куда?
— А куда ты собирался?
— Наверное, на Аладайские озера, — пробормотал Лафре.
— Вот туда и иди. Не трать на нас время.
Лафре был обескуражен. Неужели совсем скоро и его душа пополнит Хранилище? Он медленно поплелся к выходу из лачуги и корил себя за то, что решил посмотреть на этих проклятых старых дур. Уже в дверях слепая старуха окликнула его:
— Мы с сестрой твои должницы, Лафре.
— Вы? Должницы?
— Ты помог сестре. А значит, помог и мне. Никто из здешних к нам не заходит. И, если бы не ты, сестра моя так и сидела бы на полу, так бы и ссала под себя. А я страсть как не люблю этой вони. Так что мы у тебя в долгу.
— Мне от вас ничего не нужно, — грубо ответил он.
— Этого ты знать не можешь. А я знаю. Будет день, когда смерть протянет к тебе свою руку. Она тебя почти коснется. И у тебя будет выбор — отдаться в ее холодные объятия и сгинуть или же позвать меня и дать себе еще немного времени на этой дрянной планете. Тогда ты просто скажешь: «Сеола».
— Что значит «Сеола»?
— Это мое имя. Просто скажи его. И смерть отступит.
Лафре посмотрел на ее высохшее лицо, в котором почти не осталось жизни, и вышел во двор. В небе светили огненные сферы. Кажется, он так не радовался свету, даже когда выбрался из Низины. Сделав пару шагов, он обернулся. Слепая Сеола стояла в дверях и улыбалась. «Я передумал, — молвил ей Лафре. — Скажите, когда я умру». Старуха, не переставая улыбаться, лишь отрицательно покачала головой. Лафре вздохнул, развернулся и поплелся дальше, в сторону Аладайских озер.
Он шел день, спал ночь и шел еще день. Силы почти уже покинули его, когда он понял, что добрался до Аладайских озер, чей пейзаж нельзя было спутать ни с одним другим на Амплериксе. В кажущихся бесконечными просторах камня то и дело встречались озера разной величины. На улицах было безлюдно, и поэтому Лафре предположил, что на дворе уже ночь, хотя огненные шары в небе и светили довольно ярко. Было тепло, и юноша скинул с себя мокрую от пота рубашку, расстелил ее как мог, лег и тут же уснул.
«С вами все в порядке?» — Кто-то тряс его за плечо. Лафре открыл глаза и увидел перед собой симпатичную темноволосую девушку с тревожным взглядом, склонившуюся над ним. Он поднялся и пробурчал:
— Да, я в порядке, кажется.
— Кто вы? Я вас раньше здесь не видела.
Он побоялся ответить, ведь никто не знает, что это за девушка. А вдруг она донесет на него Гальеру? И тогда неизведанный ранее вкус свободы придется позабыть, толком не привыкнув к нему.
— Я не помню, откуда я, — соврал Лафре.
— И как вы тут оказались, тоже не помните? — голос девушки внушал доверие.
— Нет.
— А откуда вы? Помните?
— Я… Кажется, я из Эрзальской долины.
— Из Эрзальской долины? — удивленно переспросила девушка.
— Да. Вроде бы…
— Что ж… Пойдемте со мной. Вы весь дрожите. Я дам вам одежду и накормлю.
Лафре пошел за незнакомкой. Время от времени на улицах встречались рано проснувшиеся жители. Вдруг Лафре увидел перед собой не то облако, не то какую-то непонятную водянистую субстанцию с два человеческих роста, надвигающуюся прямо на них с девушкой. Он инстинктивно отпрянул в сторону и услышал, как его спутница звонко рассмеялась: «Не бойтесь! Это ксантры. Они не причинят вам вреда».