Жорик обожает моих детей до сих пор. И они его тоже. Они называют его Жорусенька.
Он никогда им не выговаривал, не читал нотаций из-за плохих отметок. Он, наоборот, говорил: «Мне учитель по математике тройку поставил только потому, что спросил у меня: ты точно хочешь быть артистом? Тогда ставлю тебе три, а так-то ведь ничего не знаешь».
Катенька — внучка — для него самая большая любовь. Она сейчас тоже называет его Жорик, Жоринька. Он живет в любви. Когда Георгий Павлович лежал в больнице, моя дочь Лена ездила к нему каждый день. Ездила не по обязанности, не по принуждению, а потому, что она его искренне любит. Лена удивительно спокойный и добрый человек. Я более нервно отношусь к жизненным неурядицам, трудностям быта. Она же спокойно все переносит, потому что не избалована.
Почему я так берегу семью? Может быть, потому что я сирота. Я рано осталась без родителей и очень ценю семейное тепло, которого не ощущала в детстве.
У меня трое детей, пятеро внуков и правнуки. Моя старшая дочь Наташа Голубенцева, та самая, что «ведет» Степашку в передаче «Спокойной ночи, малыши!», живет отдельно. У нее уже и внуки есть. Мои правнуки называют меня Ниной. У Наташи на Новый год обязательно устраивают домашние спектакли со стихами, с танцами, в них принимают участие все члены семьи: Наташин младший сын Митенька, музыкант, старший сын Никита, компьютерщик, их дети. К празднику готовятся заранее — шьют костюмы, разучивают роли. Менглет втянут во все это.
С нами же вместе живет моя дочь Елена с мужем и сыном, мой сын Миша с женой и детьми. Сын и его жена — врачи, дочь преподает английский язык. Семья у нас большая и дружная. Профессии у всех разные, но тем интереснее нам друг с другом. По вечерам собираемся на кухне и обо всем разговариваем. Нам хорошо вместе.
Мне приятельница как-то сказала: «Какие у тебя странные отношения с детьми. У меня сын живет отдельно, а все равно у нас с ним и невесткой такие напряженные отношения, а вы с Мишей и Леной вместе живете, и все у вас хорошо!» А я думаю, что объясняется все очень просто — я их не учу, как жить, а Жорик тем более. Просто мы все любим друг друга. В этом весь секрет.
Наверное, мне в жизни везло: я никогда не испытывала чувства ревности. Может быть, потому, что как-то так получалось, что не мужчины меня покидали, а я их. Я и Жорика по-женски тоже никогда не ревновала. Если мне в театре «доброжелатели» говорили: «Нина, смотри, как он расцеловался с такой-то». Я отвечала: «Расцеловался? Ну и прекрасно. Значит, жив курилка!» Я была всегда в нем уверена.
Мне кажется, что это он меня ревновал. Из-за этого я перестала сниматься в кино, хотя у меня было столько предложений… Но Жорик сказал категорически: «Или я, или кино». Однажды я уже было согласилась — на Киевской киностудии мне предложили замечательную роль. Я уговорила Жорика, что буду сниматься. Надо уже вылетать в Киев, и вдруг ночью у него истерика. Он всю ночь рыдает, наутро я звоню на студию и говорю, что приехать не смогу, что меня кладут в больницу, и всякую прочую ерунду. Конечно, они узнали, что это вранье, и с тех пор больше на Киевскую студию не приглашали. Он, видимо, мне не доверял, ревновал, боялся, что меня уведут, хотя говорил, что в кино я плохо играю и мне надо сосредоточиться на театре, погрузиться в него полностью.
У Жорика прекрасная теория: он считает, что женщина, сколько бы лет ей не было, должна ощущать себя женщиной. За это я ему очень благодарна. Он как-то застал меня и мою дочь Лену небрежно одетыми и стал
выговаривать: «Как так можно, на сколько хватит любви у меня или, Лена, у твоего мужа, чтобы это переносить? Лена, посмотри на себя, что на тебе за халат! Хотя бы расстегни пуговички. Нина, а ты как одета!» Он был абсолютно прав. В любой обстановке женщина должна быть в форме, независимо от возраста и состояния здоровья.
Я бы очень хотела, чтобы Жорик дожил до ста лет. Надеюсь, что так и будет. Миша, мой сын, следит за его здоровьем. Очень хочется верить, что у него будут еще и новые работы. Когда в театре «Вернисаж» ему предложили сыграть Барона в «Скупом рыцаре», он был просто счастлив. Работая над ролью, он балдел от Пушкина, как наркоман. Я ходила на репетиции и была потрясена его работой. Он всех заворожил своей игрой. Я очень рада, что ему удалось сыграть эту роль.
До этого мы вместе на телеканале «Культура» вели передачу «Чудо-сказка». Вначале нам позвонили и предложили попробовать. Я попробовала — взяла книжку и стала читать. Жорик просмотрел запись и мрачно сказал:
— За это еще платят деньги? Да это каждый дурак может сделать! Надо рассказывать детям сказку!
И он мне запретил читать. Когда очередь дошла до него, он так рассказал своими словами, как будто он участник этих событий. Снимали прямо у нас дома. Жорик сидел за столом, рядом девочка с нашего двора. Это было прекрасно. Дети до сих пор хвостом бегают за ним по двору. Жорик говорит -мне хватит популярности еще лет на сорок, пока они не вырастут. Мы вдвоем рассказывали, а не читали. Лучше Жорика никто этого не делал. Но «сказку» у нас отобрали…
Вообще на телевидении мы очень много сделали спектаклей. Как-то в одном из спектаклей мы играли мужа и жену. По пьесе я должна была его ненавидеть, потому что он меня предал или изменил мне, сейчас уже не помню точно. Мне потом говорили: «Ты так замечательно сыграла. Ты на него смотрела с такой ненавистью». И я вспомнила, что мы как раз были в ссоре в тот момент. Но это случайно. Обычно же мы свои личные отношения на сцену не выносим.
Работать вместе в одном театре — замечательно. Мы оба заинтересованы в том, чтобы помочь друг другу. Если даже мы не заняты в одном спектакле, я ему дома проигрываю роль, и он мне делает замечания. Это мне очень помогает. Иногда я его критикую, и он всегда прислушивается к моему мнению, а он такой мастер, что все может исправить. Говорят, что некоторые актерские пары ревнуют друг друга к успеху. Я этого не понимаю. Если у него успех, я просто радуюсь за него.
Дю-дю-дю
Когда я пришел в театр, Георгий Павлович Менглет был уже ведущим актером, но положение это никак не отражалось на характере его взаимоотношений с товарищами. С теми, кто впервые ступал на сцену, он держался как с равными — на репетициях и спектаклях, в беспечных закулисных шутках или в серьезных разговорах о вечных актерских проблемах. Рядом с ним всегда было как-то особенно легко. Участливым советом, добрым словом, а чаще шуткой он всегда снимал напряжение, страх перед новой работой. На репетициях и спектаклях он создавал атмосферу игры и заражал ею окружающих.
Менглет — актер хулиганистого склада, в хорошем смысле этого слова. Мы без конца разыгрывали друг друга на сцене. Розыгрыши и шутки он очень любил. Как-то мы вместе играли в спектакле «Обнаженная со скрипкой» Н. Кауарда. Через каждые пять слов мы вставляли «дю-дю-дю». Никто в зале не понимал, что происходит. Я, к примеру, говорил: «Знаете, дю-дю-дю, произошла такая история». А он отвечал: «Да, дю-дю-дю, я об этом слышал». И так все время. Причем это была полная импровизация. Иногда он не выдерживал и «кололся», начинал смеяться и пропускал реплику. Иногда «кололся» я. Теперь по телефону мы не здороваемся. Просто я набираю его номер и спрашиваю: «Дю-дю-дю дома?» Он подходит и отвечает: «Дю-дю-дю слушает».
Мы с ним совершенно разные по складу люди, но всегда симпатизировали друг другу. Было у нас нечто общее. Во-первых, страсть к футболу, хотя мы и болели за разные команды: я — за «Спартак», а он — за ЦСКА, но мы с уважением относились друг к другу. Он же просто фанатик футбола — ведет картотеку, чертит графики, глядя на его невозмутимое лицо, заподозрить это невозможно.
Второе, что нас очень сблизило, — любовь к Алексею Дикому, нашему кумиру. Мне посчастливилось учиться у него, а Георгию Павловичу — работать в его студии, играть в его спектаклях. Проводить время в обществе этого самобытного и, не побоюсь сказать, гениально одаренного человека было великим счастьем. Мы часто вспоминали и его самого, и его потрясающие спектакли. Я рассказал Георгию Павловичу, чем покорил меня Алексей Денисович Дикий. Впервые я услышал его имя еще мальчишкой в Кривом Роге, где впервые попал в чудесный мир, именуемый Театром. О Диком всегда рассказывали что-то заманчивое. Он завораживал всех своей загадочностью, самобытностью. Я был влюблен в него заочно. И надо же было случиться такому счастью, что я попал на его курс. Он был для меня почти пророком. И вот как-то на одном из занятий я, этакий бравый вояка, задал ему какой-то вопрос. И вдруг этот талантище, умница задумался! После огромной паузы он мне, мальчишке, растерянно сказал: «Не знаю». После чего я и влюбился в него на всю жизнь. После моего рассказа Менглет тоже часто при случае повторял: «Не знаю!»