Но Деснин, отдернув руку, достал пачку сигарет, закурил и присел по-зэковски на корточки, все так же неподвижно глядя на пепелище. В голове его стоял туман, сквозь который неясно пробивалась болтовня Скипидарыча, присевшего рядом.
— Давно тебя, Коля, не было. Значит, послушал Никодима — сел, сам сел. Да, принял муку. А, коли к Никодиму ехал, не сломалась в тебе вера. А тут такое, едрень фень. У меня и самого словно стержень какой вынули — вот и развилась острая алкогольная недостаточность.
Тем временем служба кончилась. К церковному крыльцу подкатил ярко красный «Опель», в который, снимая на ходу рясу, влез священник.
— Во, видал, — тут же прокомментировал данное событие Скипидарыч, — Наш Пафнутий службу отслужил — теперь прямо в райцентр, к «братве» в кабак оттянуться поехал.
Деснин не слушал болтовню Скипидарыча и лишь смотрел невидящим взором туда, куда тот указывал.
— Эх, Коля, худо тебе, видать, совсем. Пойдем ко мне, что ль?
— Водки, — наконец выдавил из себя Деснин.
— А, понял. Нам по пути — зайдем.
Деснин поднялся и неровной походкой отправился туда, куда увлекал его Скипидарыч.
Пил он много и не закусывая. Но водка не действовала. Она наполняла лишь желудок, но не могла заполнить той страшной пустоты, что была внутри. Деснин с трудом понимал где он. Смутно помнил лишь, как Скипидарыч, прихватив три бутылки водки, привел его в какую-то избу и усадил за стол. Уже заметно стемнело. Вдруг в окно ударил свет фар, и тени от рам побежали по стенам. Скипидарыч высунулся в окно.
— О, вот и наш батюшка явился, едрень фень. У, да с ним еще две бабы в придачу. Вот так вот — утром детей крестит, а вечером в кабине с девицами «причащается». И куда ж это его возили? Должно быть, бордель какой освящать, а баб, видать, бартером получил. А че, очень удобно. Вот он новый кабак в райцентре, который из библиотеки переделали, недавно освятил — теперь бесплатно туда бухать ездит каждый день. У, змей, а еще иеромонах называется. Эх, Коля, здесь такие дела… Вот завтра в себя придешь, расскажу — не поверишь. А помнишь, когда ты у Никодима был…
Скипидарыч не договорил, так как Деснин, при упоминании имени Никодима, перевел на него осоловелый, полубезумный взгляд.
— Ладно, темнить не буду, — совершенно серьезным тоном заговорил Скипидарыч. — Тебя сейчас только Никодим и интересует, знаю. Так вот, Коля, держись: чую я — неспроста этот пожар был.
Взгляд Деснина стал совсем страшен. Заиграли желваки, шрам на щеке как-то совсем посерел. Скипидарыч понимал, что еще немного — и перегнет палку, но, тем не менее, продолжал говорить:
— Неспроста, ох неспроста…Убили Никодима! — наконец, выпалил он то, что давно вертелось на языке.
Душа разгерметизировалась. Злой мир подло, исподтишка саданул Деснина в самое сердце. Непроницаемый кокон, который в течение этих семи лет вил Деснин вокруг души своей, лопнул. Зло мира со страшной и неумолимой силой врывалось в нее и разрывало изнутри. Зло, к которому, чтобы избежать отравления, словно к яду надо привыкать долго и постепенно, наполняло и отравляло нетренированную душу. Деснин просто захлебывался злом.
«Почему так?! Что же это за мир такой, в котором самого лучшего человека убивают?! — вихрем неслись в голове мысли, — Стало быть, нет на земле больше правды, совсем нет?!»
«Я смирился, я всем простил! — доносился откуда-то другой голос, — Зло в мире неизбежно и надо принять мир таким, каков он есть. Надо простить».
«Простить — значит забыть. Значит предать».
«Чтобы не потерять веру в этом мире, она должна быть отвлеченна. Нельзя связывать веру с конкретным человеком».
«Но как его забыть, как отвлечься? Ведь убит он, убит!»
«Если же злодейство людей возмутит тебя негодованием, даже до желания отмщения злодеям, то более всего страшись сего чувства. Прими муки и поймешь, что и сам виновен, ибо мог светить злодеям даже как единый безгрешный и не светил, а сам впал в грех, сам стал злодеем».
«Все это слова, а вот факт: Никодим мертв!»
— О-о-о!!! — взревел Деснин, схватившись обеими руками за голову. В следующий момент он вскочил на ноги, переворачивая стол со всем, что на том стояло. В глазах его помутнело и кругом пошла голова. Еще мгновение он стоял, шатаясь не от огромной дозы алкоголя, а от крупной дрожи, что пробивала все его тело, затем рухнул навзничь.
Глава V
Искуситель
Деснин с трудом разлепил веки. Перед ним на корточках сидел Скипидарыч.
— Ну и тяжёл же ты, едрень фень, — произнёс тот, заметив, что гость приходит в себя. — Еле допёр тебя вчера до кровати. Скорую даже пришлось вызывать. Всю ночь зубами скрипел. Удар тебя хватил, сказали. Мол, пить надо меньше в такую жару. Да я, думаю, не в питье здесь дело-то. Материалисты хреновы, едрень фень! Тут у человека душа кровью бродит — а они всё в алкоголь переводят.