[1] Отметка печатью Большого Регистра производится на документах о создании производственной компании, и документах о приёме на работу в такие компании и увольнении специалистов отвечающих за производство, что является важной составляющей контроля качества производимой продукции и лиц ответственных за него.
[2] Четвертый перекрёсток — Пересечение Четвертой Аллеи и Четвертой улицы. Всего на Амсдам-илл, основном острове города, двенадцать таких перекрестков, и каждый из них считается весьма престижным местом… со своей спецификой. Так, например, Четвертый перекрёсток — признанный центр Четвертой аллеи, самой фешенебельной торговой улицы. (Пятая аллея если и отстаёт от Четвертой, то лишь потому, что там меньше магазинов и больше дорогих доходных домов). На Первом, Втором и Третьем перекрестках располагаются здания штаб-квартир коммерческих фирм. Шестой перекрёсток — центр искусства. Большая часть музеев, театров и концертных залов расположена именно здесь, как например, известный на весь Новый Свет, Гедеон-халл. И лишь перекрёстки с седьмого по двенадцатый выбиваются из этого ряда, так как аллеи и улицы их образующие, застроены жилыми домами, а самое дорогое жилье на Амсдам-илл располагается на двух набережных, обрамляющих жилые кварталы.
[3] Дорожный вексель — аналог дорожного чека. Именной платёжный документ определённого номинала, призванный защитить наличные средства владельца от кражи. Обменять дорожный вексель на наличные деньги может только лицо, чье имя указано в векселе. В основном, дорожные векселя используются для перевозки крупных сумм денег, отсюда и термин.
[4] Метр — здесь, сокращение от «метрический стандарт». 1 м. = 40 перстов (3 стопы и 4 перста).
[5] Архипелаговая война — общее название временного промежутка в сто восемь лет, от открытия Нового Света до заключения «пакта о колониях и свободных поселениях». Был назван так из-за постоянных стычек между Империей и северными странами за острова трёх больших архипелагов в Дальнем океане, расположенных на восточном пути в Новый Свет. Собственно, именно на те времена и пришёлся расцвет каперов, корсаров и неприкрытых пиратов, чьи «подвиги» позднее воспевались в романтических новеллах иных имперских авторов. Впрочем, и в них есть доля правды. Например, архипелагом Кройн, до сих пор управляют потомки одного весьма предприимчивого пирата, умудрившегося получить в Империи титул нора — то есть владетельного дворянина.
Глава 4. И планов громадьё…
Оказавшись дома, Ван Лоу, не теряя времени, развернул прихваченный у Клинта лист письма и, усевшись за стол, задумчиво уставился на текст. Мысль о том, что в Городе Дождей нашлась добрая душа, что позаботилась о его немногочисленных друзьях, вызывала у Рида саркастическую ухмылку. Но факт налицо, точнее, на столе. Лист недорогой, но качественной писчей бумаги, вроде той, что горничные стопками разносят по номерам гостиниц средней руки, исписанный твёрдым мужским почерком с заметным наклоном, характерным для выходцев из частных школ Империи.
Инэлл? Нет, уж летящие вкривь и вкось строки безбашенного эльфа Рид узнал бы сходу. А здесь, здесь совсем другая манера. Аккуратные, чётко выписанные буквы, ни одного позабытого знака препинания… Хм. Кто-то из окружения посла?
Ван Лоу сосредоточился и… неверяще охнул. Подхватив письмо со стола, Рид чуть не уткнулся в него носом, словно принюхиваясь. Вроде бы ничего странного, разве что еле заметный след почти выветрившегося аромата трубочного табака, но… не это, совсем не это привлекло его внимание.
Отстранившись от письма, ван Лоу уставился на него с холодным интересом и, повинуясь взгляду, листок вдруг воспарил над ладонью. Если бы в этот момент кто-то зашёл в комнату, он мог бы заметить, как по краям колышущегося в воздухе листа бумаги скользят тонкие струйки чёрного дыма, свиваются словно змеи, поднимаются к потолку и растворяются там без следа. Но в квартире Рида не было никого, кто мог бы наблюдать эту картину, кроме самого хозяина. А тот отнёсся к происходящему вполне спокойно. Только на миг дрогнули губы в намёке на улыбку.
— Вот так-так… — пробормотал Рид и, схватив письмо пальцами, положил его обратно на стол. — Интересно. Весьма интересно. Что ж, свиту господина имперского посла, пожалуй, можно исключить. Сомневаюсь, что в его окружении найдётся хоть один запретник… Но, не помешает кое-что проверить.
Оглядевшись по сторонам, словно в поисках чего-то, ван Лоу хлопнул себя ладонью по лбу и выскочил в коридор, где дожидались своего часа уже собранные к отъезду вещи. Через миг он приволок в комнату небольшой чёрный саквояж с солидными медными уголками и, нисколько не заботясь о целостности полировки стола, с грохотом водрузил на него принесённую сумку, аккурат рядом с письмом.
Тугие замки саквояжа нехотя щёлкнули, и Рид принялся извлекать из его нутра различные приспособления. Небольшой, можно сказать, миниатюрный треножник, пинцет, футляр-держатель, в котором оказалась закреплена добрая дюжина колбочек с разноцветными порошками и плоская, отливающая серебром, лопатка, тонкий и явно очень древний нож с потрескавшейся от времени костяной рукоятью, десяток чёрных игл, тонкое медное блюдо и горелка.
Окинув взглядом извлечённые из саквояжа инструменты, Рид провёл ладонью по подбородку и, мимоходом отметив, что не мешало бы побриться, решительно присоединил к выложенной на стол коллекции три тонких чёрных свечи в походных подсвечниках.
— Можно было бы, конечно, обойтись и без этого, но ведь нам не нужны здесь очередные гости из РСУ? — Ван Лоу подмигнул своему отражению в зеркале и, кивнув, довольно покрутил кистями рук. — Ну-с, приступим, пожалуй!
Одним коротким жестом затемнив зеркало, Рид убрал со стола саквояж и отодвинул в сторону письмо. Первыми в ход пошли свечи. Выстроив их треугольником, ван Лоу поместил в центр фигуры горелку, над ней установил треножник, а увенчало всю конструкцию медное блюдо. Окинув получившуюся композицию критическим взглядом, он сместил одну из свечей чуть в сторону и, ещё раз придирчиво всё осмотрев, удовлетворённо кивнул.
Теперь пришла очередь содержимого колбочек. Протянув руку, Рид чуть помедлил, и решительно ухватил фиал с бордовым, слабо искрящимся на свету порошком. Ловкое движение большого пальца — и зажим, удерживающий пробку, откидывается в сторону, а толика содержимого колбы отправляется на блюдо. Следом наступил черёд фиала, наполненного чем-то очень похожим на обычную крупную соль. Ещё один выверенный жест — и кристаллы еле слышно застучали по тонкому медному листу блюда.
Тщательно перемешав порошки серебряной лопаткой, Рид вернул фиалы на место и взялся за нож. Аккуратный, короткий порез на пальце — и на свечи падают алые капли крови, но не стекают вниз по глянцево блестящему чёрному воску, а словно бы впитываются, окрашивая белоснежные фитили в насыщенный красный цвет. Ещё пара капель попадает на блюдо, расплываясь неопрятными тёмными пятнышками поверх схватывающейся комочками смеси порошков.
Рид провёл рукой над порезом, и тот исчез без следа. Осталось чуть-чуть. Чёрные иглы с плоскими головками, делающими их похожими на несуразные гвозди, устанавливаются на блюдо остриями вверх. Щелчок пальцев — и багровые искры, сорвавшись с них, моментально воспламеняют напитанные кровью фитили свечей. А следом, словно сама собой, вспыхивает, еле слышно гудя, миниатюрная горелка.
Не прошло и минуты, как порошок на медном блюде начинает тлеть и дымить. Струйки дыма скользят меж игл, обвивают их и, превращаясь в клубы, зависают над блюдом, не выходя за пределы треугольника, образованного свечами, горящими колдовским синим пламенем. Пока ещё еле заметный, но чем дольше тлеет смесь, тем явственнее становится этот столб дыма, упирающийся в ещё недавно белый потолок комнаты. Рид облизнул внезапно ставшие сухими губы и, почувствовав, казалось, давно забытый ветерок из-за кромки, неожиданно для себя улыбнулся.