Она подошла поближе. На ней было длинное пальто, надетое на пижаму, на ногах слишком большие для нее тапочки. Декок взглянул на ее ноги.
— Мамины, — пояснила она.
В глазах Декока засветилось беспокойство.
— И давно ты тут ждешь?
Она поплотнее завернулась в пальто:
— Полчаса, наверное. Я видела, как ушли остальные, — и носилки унесли. Мне очень жалко дядю Виллема. Мне он нравился, он был очень милым. Всегда был готов с нами поиграть. Когда мы сюда приезжали на летние каникулы, он всегда хорошо относился ко мне и моим братьям.
Декок кивнул:
— Почему ты не осталась с остальными в гостиной?
Она решительно потрясла головой:
— Потому что… при них… я бы не посмела это сказать.
— Что?
Она сделала жест, одновременно детский и вполне взрослый для такой маленькой девочки.
— Я знаю, кто это сделал.
Декок наклонился к ней ближе и заговорил тише:
— Ты уверена, что знаешь?
Она решительно кивнула:
— Да. Дядя Исаак… я видела, как он вышел из дома с палкой и…
Несмотря на расслабленную позу, Декок чувствовал напряжение. Он посмотрел на зеленые огоньки приборной доски, которые бросали странный отсвет на его лицо, с тяжелым вздохом выпятил нижнюю губу.
Фледдер спросил:
— Допрос в доме хоть сколько-то нам помог?
Декок медленно покачал головой:
— Судя по всему, смерть Виллема застала всех врасплох. Во всяком случае, поубавилось критики в мой адрес по поводу неправильного ведения дела. Когда я вошел, старуха стояла, опираясь на трость, в окружении родственников. Она заявила, что предпочитает стоять во время допроса. Иво пришлось ее поддерживать, иначе бы она упала.
— Вам не показалось это странным?
— Да, но я не стал обращать на это особого внимания. Она ни слова не сказала о письмах с угрозами, а также по поводу того, что я не арестовал садовника. Всего лишь жесткое требование как можно быстрее найти убийцу, используя все доступные мне средства.
Фледдер хрипло рассмеялся:
— А остальные?
— Ничего. Иво придерживался своей истории. Они бурно поспорили с садовником насчет писем и по поводу меня. Разговор закончился в десять часов, и, несмотря на ранний час, все разошлись по своим комнатам и улеглись спать. Тетя Изольда позвонила Иво по домашнему телефону около половины двенадцатого и приказала ему еще раз поговорить с Виллемом насчет писем.
— И что потом?
Декок шумно и страдальчески вздохнул:
— Предположительно, Иво неохотно оделся и направился в каретный сарай. Он поднялся наверх, даже не догадываясь, что он там может обнаружить. И тут он увидел Виллема в кресле с проломанной головой. Он бросился назад к тете Изольде и рассказал ей, что случилось. Они вместе решили позвонить в полицию. Немного погодя Изольду одолело любопытство, и она велела Иво порыться в комнате Виллема.
Фледдер кивнул своим мыслям.
Некоторое время они ехали молча. Машин на дороге, идущей вдоль реки, не было. Темные дома стояли на большом расстоянии друг от друга. Далеко впереди виднелись лучи фар автомобилей, ехавших по мосту через Амстел в направлении Утрехта, на восток.
Тишину нарушил Фледдер:
— А что насчет рассказа Пенни?
Декок поколебался, затем порылся в кармане, нашел конфету, развернул ее и положил обертку в пепельницу. Он внимательно посмотрел на конфету, будто никогда раньше ничего подобного не видел, потом сунул ее в рот. Прежде чем ответить, он немного пожевал.
— Я не рискнул об этом заговорить, — признался Декок наконец.
Фледдер изумился:
— Почему?
Декок потер шею:
— Поскольку я никак не могу понять, что происходит… Я не понимаю ничего, прежде всего мотива. И мне не хотелось без необходимости впутывать сюда ребенка. По сути, лучше всего будет, если ее показания вообще не понадобятся. Она никому ничего не скажет. Мы с ней договорились, что эта тайна останется только между нами. — Он помолчал и снова потер шею. — Разумеется, — продолжил он, — я спросил всех, включая Исаака, где они были с того времени, когда отправились спать, и до того момента, когда старуха подняла их с постели.
— И?..
— Все клянутся, что спали.
— Исаак тоже?
— Да.
— Но девочка видела его за домом?
— Да, ей понадобилось сходить в туалет. Проходя мимо окна в коридоре, она заметила, как Исаак крадется через сад.
— Крадется?
— Она так сказала. Она очень умненькая для своего возраста. Во время допроса в гостиной сказала только, что спала, без подробностей, чтобы ей не задавали лишних вопросов. Так что мне было просто сразу исключить ее из числа опрашиваемых.
— Она не видела на Исааке пятен крови?
Декок устало покачал головой:
— Было слишком темно, чтобы разглядеть такие детали, да и не могло быть никаких пятен крови. Виллема ударили один раз, причем с большой силой. Брызг крови не должно было быть. Так бывает после второго, даже третьего удара. А этого не произошло. Возможно, кровь осталась на орудии убийства, но я его не нашел.
— Итак, навалом всякой ерунды.
— Да. Возможно, удастся найти что-нибудь завтра, при дневном свете. Брам в любом случае приедет, сделает еще серию фотографий. Кто знает, может быть, и техническая бригада появится. Можно также поискать следы. Сегодня было темно, хоть глаз выколи, и я не стал искать следы с фонариком.
Декок молчал и шумно сосал свою конфету. Он заговорил, только когда они уже подъезжали к центру города:
— А как насчет отпечатков пальцев или чего-нибудь полезного?
Фледдер покачал головой. Вид у него был усталый.
— Самое время мне найти свою койку, — сказал он, зевая и заводя машину на свободное место парковочной стоянки. Через несколько минут они уже входили в здание участка.
Дежурный поднял глаза от регистрационного журнала и по привычке заорал:
— Этот мужик снова сюда приходил!
— Какой мужик? — спросил Декок.
— Толстый торговец наркотиками, — сказал Мейндерт Пост. — Он вас почти час ждал.
— Чокнутый Крис. Что он хотел?
— Я задал ему тот же вопрос, — ухмыльнулся Пост. — Он долго кочевряжился, но все же оставил послание.
— Так в чем оно заключается? — нетерпеливо спросил Декок.
Мейндерт Пост выудил листок из стопки на столе:
— Вот оно. Немка Инга вернулась. — Он протянул листок Декоку. — Живет в номере сто девяносто семь на Лонг-Лейден-Сайд-стрит.
Декок сунул листок в карман пальто и повернулся к двери. Фледдер со слегка остекленевшими глазами, пошатываясь, двинулся за ним.
— Куда вы направляетесь?
— На Лонг-Лейден-Сайд-стрит.
Фледдер расстроился:
— Но мне надо отдохнуть.
Декок кивнул. Его водянистые голубые глаза покраснели.
— Мне тоже. Но я не смогу спокойно спать, пока не засажу Игоря за решетку.
10
Лонг-Лейден-Сайд-стрит была длинной, узкой и темной. В самом конце, рядом с каналом Миррор, даже не было фонарей. Декок после нескольких неудачных попыток умудрился поставить машину между двумя другими автомобилями. Он не любил водить. По его собственному признанию, он был худшим водителем в Нидерландах, возможно даже во всей Европе. Его злейшим врагом была ручка для переключения передач. Если еще учесть скользкую педаль сцепления, то для того, чтобы включить нужную скорость, Декоку требовалась масса усилий. Причем получалось у него далеко не с первого раза.
Декок со вздохом выключил фары. Лоб покрылся каплями пота. Он вытер лицо рукавом, выключил двигатель и с облегчением сполз вниз на сиденье, устраиваясь поудобнее.
Фледдер сонно взглянул на него. Он явно устал до крайности. Именно поэтому Декок сам сел за руль. Фледдер был таким сонным, что даже обошелся без своих обычных язвительных замечаний насчет манеры Декока водить машину. «Не получается — втыкайте куда попало», — обычно говорил он, наблюдая возню инспектора с рукояткой передач. Фледдер был убежден, что им до сих пор не давали новой машины по одной-единственной причине: начальство знало, что Декок иногда сам садится за руль.