Декок вежливо улыбнулся:
— Звучит резонно, вот только тетя Изольда в целости и сохранности сейчас восседает на своем «троне» в гостиной.
— Что-то пошло наперекосяк, — предположил Фледдер.
— Что?
Фледдер начал раздражаться.
— Я не знаю, — сказал он. — Может быть, кому-то еще пришла в голову схожая идея и подвернулся не тот череп. — Он немного помолчал, сжал губы и обиженно взглянул на коллегу. — Одно я знаю точно, — продолжил Фледдер с ослиным упрямством, — в один прекрасный день полетит и тщательно причесанная голова тетушки Изольды. Я в этом уверен.
12
В город они въехали мимо старого Дворца правосудия. Он выглядел ужасно: покрыт граффити сверху донизу. Декок взглянул на здание. Ему было больно видеть это заслуженное учреждение в таком запустении. Он считал это символом времени. Закон и порядок ежедневно попирались, а их символы подвергались издевательству и разрушению.
Декок сказал, размышляя вслух:
— Во зле спрятана часть доброты душевной. Смогут ли люди отделить ее от зла?
— Что? — удивился Фледдер. — Это цитата?
Декок показал рукой на старое здание:
— Я как раз думал о правосудии, справедливости и законе и о том, с каким неуважением к ним теперь относятся. — Он печально улыбнулся. — Цитата из Шекспира, «Генрих V».
— По крайней мере, в нем теплилась надежда, — засмеялся Фледдер.
— Возможно, но как насчет «Ничего не выберешь среди гнилых яблок»?
— Он такого не говорил.
— Разумеется. Это из «Укрощения строптивой».
— Бог мой, ну и пессимистическое у вас настроение.
— Как раз наоборот. В пессимистическом настроении я бы сказал, что зло следует истреблять в колыбели, или оно вернется и отомстит. Так считал Эзоп.
— Как мрачно. А я думал, что Эзоп только басни писал.
— Так это из басни и есть. «Ласточка и другие птицы».
Фледдера, похоже, так потрясла эта невероятная эрудиция, что дальше они ехали молча.
При дневном свете Лонг-Лейден-Сайд-стрит не выглядела такой уж зловещей. Больше никаких крадущихся теней в темноте. Фледдер поставил машину недалеко от дома номер сто девяносто семь, и они вышли на улицу. Фледдер закрыл машину и последовал за Декоком.
— Зачем мы сюда приехали?
— Нам нужна Немка Инга.
— Ясно. Разумеется, вы не собираетесь навестить Чокнутого Криса — не при дневном же свете… — Он поморщился. — Вы в самом деле рассчитываете, что Немка Инга скажет вам, где найти Игоря?
Декок покачал головой:
— После смерти Виллема меня особо потрясла смерть Исаака. Я ничего подобного не ожидал. Теперь я сомневаюсь, что целью его вчерашнего визита сюда был только секс.
— А зачем еще ему сюда приходить?
Декок не ответил. Он остановился перед дверью. Достал из кармана маленькое бронзовое приспособление — подарок бывшего взломщика. С его помощью он мог открыть практически любой замок.
Фледдер осуждающе покачал головой.
— Вы не можете так поступать, — запротестовал он. — Не среди бела дня, когда так светло. К тому же она вполне может быть дома. Эти девицы обычно начинают работать только вечером.
Казалось, Декок оглох. Он взглянул на замок и взял из набора в бронзовом футляре несколько отмычек. Через несколько секунд замок открылся, и инспектор толкнул дверь. Она поддалась.
— Никогда не следует недооценивать фактор внезапности при допросах, — нравоучительно сказал Декок, пряча драгоценное приспособление в карман.
Фледдер страдальчески вздохнул.
— Но ведь это взлом и незаконное проникновение, Декок, — укорил он напарника. — Это же разбой. Когда-нибудь вы попадете в большую беду. — Он был искренне обеспокоен.
Его старший товарищ ехидно ухмыльнулся. Лицо было довольным, как будто он только что выиграл приз. Совесть совершенно его не мучила.
— Ничего не могу с собой поделать, — сказал он, состроив серьезное лицо. — Немке Инге следует запирать свои двери. Некоторые люди так неосторожны.
Фледдер шутку не оценил. С суровым лицом он проследовал за Декоком по коридору. Единственным источником света было маленькое оконце над дверью, которую они только что закрыли.
Декок велел Фледдеру дойти до конца коридора.
— Там маленькая кухня и дверь черного хода. Он ведет во двор, огороженный стеной. Неважно, кто попробует воспользоваться этим путем, чтобы удрать… ты останови его или ее.
Фледдер кивнул и исчез в глубине дома.
Слева по коридору одна дверь была распахнута настежь. Декок тихонько вошел и оказался в узкой длинной комнате. Поближе к ее середине у стены стояла двуспальная кровать, на которой спала молодая женщина. Несмотря на размазанный макияж, Декок узнал в ней ту, которая накануне открыла дверь Исааку Бюилдайку. Он расстегнул пальто, переложил бюстгальтер, трусики и чулки на другой стул и уселся рядом с кроватью. Он был так спокоен и расслаблен, будто ему часто приходилось навещать эту девицу.
Инспектор внимательно прислушивался к звукам, но в старом доме было тихо. С верхнего этажа доносились шаги и звуки радио. Он с трудом расслышал, как возится на кухне Фледдер.
Декок обежал глазами комнату. Со стороны улицы — маленький столик с телефонным аппаратом. Радом со столиком на полу — телевизор последней модели. За исключением телевизора, вся остальная обстановка выглядела как приобретенная в результате набегов на блошиные рынки. Постель тоже не отличалась чистотой. Влажные серые простыни и наволочки явно не стирались неделями. От них в комнате резко и неприятно пахло. Декоку стало противно, и он невольно удивился, как мог Исаак пробыть здесь столько.
Через несколько минут женщина, лежащая на кровати, начала беспокойно вертеться, как будто почувствовав, что кто-то находится в комнате. Она внезапно села и уставилась на Декока безумными глазами.
— Кто, кто вы такой? Как вы сюда попали? Что вы здесь делаете?
Декок одарил ее своей самой приятной улыбкой.
— Слишком много вопросов, — весело сказал он. — Сразу три. — Он наклонился и протянул руку женщине. — Меня зовут Декок, два «к» через «о». Я офицер полиции.
Инга взяла его руку и быстро пожала. Затем снова упала на подушку.
— Легавый, — произнесла она. Вроде как с разочарованием. — Я уже доложилась. Я сказала, что вовсе не терялась.
Декок покачал головой:
— Я здесь по другому поводу.
Она снова села, продемонстрировав голую грудь.
— Так чего вы хотите?
Декок одобрительно взглянул на нее:
— Для НемкиИнги вы прекрасно говорите на голландском.
Она пожала плечами:
— Моя мать… моя мать голландка из Шевенингена. — Она рассмеялась: — Что скажете по поводу моего «ш»?
Как и любой голландец, Декок знал, что иностранцам практически невозможно правильно произнести звук «ш».
— Очень хорошо, — похвалил Декок. Он бросил ей трусики и лифчик. — Оденьте что-нибудь — простудитесь.
Она поймала белье на лету.
— Вы точно как мой дедушка, — проворчала она. — Он всегда орал на меня, когда видел голой.
— Наверное, одетая Ингеборг нравилась ему больше, чем голая Инга, — улыбнулся Декок.
Она задумалась над его словами. Затем ласково ему улыбнулась:
— А вы ничего… для легавого.
Декок спокойно воспринял комплимент. Он смотрел, как она надевает бюстгальтер, потом под одеялом натягивает трусики. Затем она встала с кровати. Декок увидел, как она прекрасна: высокая, стройная, обладающая кошачьей грацией. Когда она надевала блузку, инспектор разглядел следы уколов на ее руке.
Их взгляды встретились.
— Давно сидишь на героине?
— Два года.
— Ты подсела из-за Игоря?
Инга покачала головой и натянула джинсы на длинные ноги.
— Когда я встретила Игоря, я уже употребляла.
— Ты его видела? В смысле, после возвращения из Германии?
— Нет.