– Николас, что ты затеял?
Раздраженный голос князя разнесся над замершими людьми. Павел краем глаза заметил, как слуги прыснули в стороны, словно вспугнутые птицы. Никто не рискнул идти мимо тренировочного поля, где был князь, пребывающий в самом скверном расположении духа.
– Знакомился с твоей новой игрушкой, – ответил княжич Николас, ничуть не смутившись.
– На нем кровь. Ты ранил его?
Павел замер под взглядами дюжины людей, его словно пригвоздили к месту.
– Он просто упал, – беспечно ответил Николас. – Я не стал бы ломать твою игрушку.
– Прекрати называть мои амулеты игрушками. И не приближайся к этому парню. Ясно?
– Конечно.
Князь Дорин пересек площадку и остановился около Павла. Оглядел его и бросил:
– Иди за мной.
И, не оглядываясь, пошел к замку.
– Дорин, – окликнул его брат, – сегодня днем прибудет посол. Ты помнишь?
– Встреть его сам, – равнодушно ответил князь, неохотно обернувшись к брату. – Как всегда. Зачем я тебе понадобился?
Недовольно сплюнул и рявкнул на Павла:
– Ты-то чего хватаешься за меч? Мало досталось на мосту? Знаешь ли ты, что мои амулеты не живут долго? Знаешь?
– Да.
– Тогда зачем лезешь под мечи? Наслаждайся остатком жизни. Я ведь работы тебе не даю, кормят тебя сытно и вкусно, как меня самого. Чего тебе не хватает для счастья?
Павел не ответил и взгляда не отвел. Князь вдруг сник и сказал:
– Не я ведь это придумал. Это идея колдуна, чтоб ему провалиться. Так красиво говорил, что я не смог отказаться. Да и кто откажется, если ему предлагают уйти от смерти. Не важно, что вместо тебя умрет кто-то другой. А теперь вот…
Сказал и замолчал на полуслове. Снова нахмурился и, отводя глаза, бросил:
– Ладно, поболтали и хватит. Пойдем со мной. Покажу кое-что, вдруг понравится больше, чем с мечом скакать.
Уже заворачивая за угол, Павел не удержался и оглянулся. Николас и его воины смотрели вслед князю, и взгляды этих людей ему не понравились.
Соболев еле поспевал за князем. Напряженный, как струна, Дорин тяжело печатал шаги. Эхо гулко раздавалось в каменных переходах замка. Они миновали высокие полутемные коридоры и стали подниматься по широкой винтовой лестнице.
Павел во время прогулки видел две башни по углам замка, видимо, сейчас они поднимались в одну из башен.
Он уже запыхался и вспотел, мышцы ног болели, словно туда плеснули кипятка, а лестница все не кончалась. Князь Дорин без устали поднимался и поднимался, и Павел спешил за ним.
Наконец они оказались на крошечной площадке перед потемневшей дверью. Князь остановился и устало выдохнул.
– Фу-у. Каждый день поднимаюсь сюда, а все не могу привыкнуть, – сказал он и вдруг улыбнулся. Павел оторопел, уж слишком резкий контраст был между давешним раздражением, недовольством всем и вся, и этой обычной человеческой улыбкой. Лицо князя смягчилось, а в глазах вспыхнуло радостное предвкушение праздника.
– Здесь я провожу много времени.
– На этой лестнице? – не подумав, спросил Павел и испуганно замолчал. Но взрыва ярости не последовало. Дорин открыл дверь и вошел.
– Проходи, посмотри на мое святилище.
Павел переступил порог и пораженно замер. Огромная комната была библиотекой. Ровные ряды с книгами образовывали длинные коридоры, стены скрывались за огромным количеством толстых фолиантов и тонких книжиц, здесь же были горы рулонов, перевязанных разноцветными лентами, и тонкие папки, аккуратно связанные крест-накрест простыми веревками.
Князь снял с пояса флягу, не торопясь откупорил крышку. На полу у стены Соболев заметил миску. К ней-то и подошел Дорин. Он встряхнул флягу и налил в миску молока. И Павел совсем уже не удивился, когда Дорин из кошеля вынул горбушку хлеба и положил рядом с миской.
– Здесь живет кот?
Дорин вернул флягу на место и улыбнулся.
– Нет. Это для игоши. Конечно, следовало бы позвать знающих людей, чтоб изгнали, да все руки не доходят. Жалко его. Тоже по-своему несчастное существо. Это дух ребенка одной служанки. Я помню ее, всегда ходила мрачная, нечесаная, что твоя кикимора. Какой мужик позарился на такое сокровище, не знаю. Она когда ребенка родила, сразу отказалась от него, прокляла. Ребенок и дня не прожил. Умер, горемыка, да игошей обернулся. Материнское проклятие его тут держит. Вот я и подкармливаю несчастное существо.
– А с матерью что случилось?
– Она через неделю умерла, говорили, от горячки.