Или это какая-то новая форма издевательств у него такая, лично для меня? И кстати, почему он время от времени переходит на «ты»?
– Испугалась? Злишься на меня? Извини, я помнил, что в этой секции библиотеки есть питьевая вода и всё остальное необходимое, а вот что ты без обеда и без ужина, не подумал, – он вглядывался в моё лицо, и вид его с каждым слово делался всё более тревожным и виноватым.
Ещё плохо соображая ото сна, я попробовала сделать шаг, и перед глазами всё поплыло. Желудок выкрутился кольцом Мебиуса, к горлу подступила тошнота – я ведь и в самом деле почти сутки ничего не ела. Ладислас Дюран, кажется, это сообразил, поэтому из библиотеки решил тоже уходить порталом. Я и охнуть не успела, как он подхватил меня на руки и шагнул в синий прямоугольник.
– Куда мы? – борясь с дурнотой, все же рискнула я… Спросить или поинтересоваться? Моего мнения всё равно слушать никто не собирался.
– Ко мне. В кабинет, – уточнил профессор. – Там, надеюсь, осталось чего-нибудь съедобного, и шерстяной плед. Вы замёрзли, отопление в библиотеке отключается в полночь.
Мы как раз переместились. Меня сразу же окутало теплом пылавшего в камине пламени, нос приятно защекотало смолой от потрескивающих искрами сосновых поленьев. Знаю, что они фальшивые – материальная иллюзия для состоятельных, маскирует обычную батарею, но всё равно красиво. А ещё оказавшись в тепле, я поняла, что и в самом деле заледенела. Освещение в комнате было выключено, только на рабочем столе, заваленном бумагами, горела яркая настольная лампа. Месье Дюран опустил меня на небольшой низкий диванчик в углу. Предупредил:
– Я сейчас.
Отсутствовал он минут пять, вернувшись с дымящейся кружкой и тарелкой с божественно пахнущими бутербродами с колбасой.
– Это всё, что сейчас возможно отыскать, – извинился он. – Конечно, стоило бы тебя отправить сразу в общежитие, но портал работает исключительно в границах главного здания, а тревожить охранные системы своим ключом я не хочу. К тому же это записи перемещения сквозь портал я контролирую, а вон на выходе система зафиксирует, что вы находились в главном здании ночью и вместе со мной. На данный момент это нежелательно. К огромному моему сожалению, заказ полноценного ужина в мой кабинет из тех заведений, которые работают в данное время суток, на данный момент считаю также делом не самым разумным.
Я поскорее и посильнее закивала. Мало мне шепотков за спиной, что месье декан за мной ухлёстывает. После ужина в кабинет и новостей, что я тут с ним ночью… От слухов, что я с сплю с месье Дюраном, точно не отмоюсь. Причём сплю на этом самом диване в рабочем кабинете, чтобы не бегать к нему домой по ночам и не попадаться на камеры на территории Академгородка.
– Бутерброд вполне сойдет, – и торопливо надкусила крайний на тарелке хлеб.
Несколько секунд декан с какой-то странной, совсем не преподавательской и не отеческой улыбкой старшего, а взглядом мужчины смотрел на то, как я жадно ем. Затем сел за рабочий стол и принялся перебирать бумажки.
– А где Зубастик? Он жив? Нашёлся? – едва голод и первое потрясение были ликвидированы, я тут же вспомнила про дракончика.
– Спит твоё летающее чудо у меня в квартире, – не поднимая глаз от бумаг буркнул месье Дюран. – Еле поймал! От рюкзака твоего, уж не обессудь, ничего не осталось. Вот нечего детей спаивать. Или в нашем случае окапустивать?
– Когда я смогу его забрать?
– Еще пару суток минимум продрыхнет после такой лошадиной дозы капусты, – хмыкнул Ладислас Дюран.
Потом оставил работу, распахнул шкаф – оказывается в стене и такой был спрятан под фальш-панелью, и вытащил оттуда плед. Забрал у меня из рук посуду и протянул мне плед:
– Спите, Елизавета.
– Но… – я попробовала было возразить, но мне не дали.
– Без каких-либо «но»! Разбужу утром и дам освобождение на первые две лекции, – я округлила глаза, не ожидая подобной щедрости. – Надо же вам, мадемуазель, привести себя в порядок.
– Месье Дюран! – набралась я смелости. Наглеть – так наглеть, а помирать – так с музыкой.
– Да?
– Месье Дюран, не могли бы вы выписать мне освобождение не только на первые две пары, но и на весь день, – я улыбнулась как можно очаровательнее, пытаясь повторить сделать лицо как у Ортанс и её подружек, когда они заигрывали с парнями. – Пожалуйста. Понимаете, Михаил Самохин празднует завтра день рождения, и он пригласил всех в «Красную мельницу». Я бы тоже хотела пойти, а для этого подготовиться, в себя прийти… Пожалуйста.
– Мадемуазель Орешкина, – декан посмотрел своим любимым холодным взглядом, от которого, несмотря на плед, меня немедленно прошиб ледяной пот. – В любом другом случае я был бы категорически против пропуска занятий вообще, а из-за причесок и примерок особенно. Но учитывая, что сегодня я перед вами виноват, разрешаю вам на занятиях завтра не появляться.
– Спасибо! – искренне обрадовалась я.
Заодно мысленно растерялась. Почему я то «Елизавета», в библиотеке вообще «Лиза» была – а теперь обратно «мадемуазель Орешкина». То на «ты», то на «вы». И взгляд с голосом сменился от тёплого обращения к равной по статусу – обратно на «декан говорит с нелюбимой нерадивой студенткой»? Умильное выражение на лице тоже пропало, будто и не было. За столом сидел привычный невозмутимый Зевс-небожитель, снизошедший милостью до простой смертной.
– Надеюсь, вам не надо вам объяснять, мадемуазель Орешкина, что не стоит хоть перед кем-то упоминать как про ваш отдых в библиотеке и где вы проведёте эту ночь, так и причину завтрашних прогулов?
– Так точно.
– Вот и хорошо. Спите, мадемуазель Орешкина, и не отвлекайте меня от дел.
И тут от переутомления и вообще всех сегодняшних событий моя голова окончательно отказала. Точнее отказалась думать иначе как по-русски. Поэтому слова декана прозвучали абракадаброй:
– Vous êtes une très belle fille.
Фраза была сказана настолько тихо и была настолько абсурдной – это я-то самая красивая девушка – что я так и не поняла: а прозвучала ли она на самом деле? Нет, глупости всё это. Мне просто примерещилось от излишнего воображения.
***
Выпроводили меня из кабинета ни свет ни заря. Да ещё предупредили, что сегодняшнее освобождение не отменяет завтрашней персональной контрольной работы. Я молча потупила глазки в пол. Нашёл чем испугать. Тут надо ещё сегодняшний день пережить, начиная с любопытства соседки – где это я ночевала? Оставалось надеяться, Ульрика поверит, дескать я задержалась у Мишки. Так уже пару раз было в прошлом семестре, когда один молодой преподаватель внезапно для проверки задавал нам написать реферат и забирал всё утром до начала занятий: тайком не передашь. А ещё нужно было подумать, как спрятать от соседки журнал. Очень уж хотелось дочитать его спокойно, прежде чем кому-то демонстрировать.
К счастью, беспокоилась я зря. Оказывается, группа Ульрики сегодня сдавала какую-то очень важную лабораторную, на которую задержись хоть на пять минут – и не допустят. Так что соседка, одновременно пытаясь одеться, проснуться и почистить зубы, пулей носилась мимо меня, даже не поинтересовавшись, с чего это я не боюсь опоздать на занятия. Потому я спокойно смогла заняться выбором наряда на вечер… Хотя очень быстро это занятие и закончила. Самой-то себе можно и не врать. По-настоящему приличное для шикарной вечеринки платье у меня имелось всего одно. Классическое, с небольшим вырезом, юбка до колена и рукава до локтя. Голубого паутинного шёлка из какого-то дальнего мира. Очень тонкая, но одновременно прочная ткань, при этом не прозрачная и с очень полезным свойством – кожу словно обтягивает, подчёркивая фигуру, а вот бельё и любые дефекты словно обтекает, скрывая и делая невидимыми. Платье купил Мишкин отец мне в дорогу – не желал, чтобы во время путешествия спутница его сына выглядела как нищенка.
К платью для вечеринки нужны были макияж и причёска, но тут мне и моему скромному бюджету повезло. То ли продолжая каяться, то ли по иной причине, но вместе с приглашением Мишка вложил оплаченный купон в один весьма дорогой салон красоты. Давно мечтала туда попасть – наверное, отчасти именно это и примирило меня с мучениями сегодняшнего вечера. Несколько минут я стояла на пороге и раздумывала, успею ли вернуться из парикмахерской и переодеться. Представила, как я сначала при параде захожу в общежитие, потом выхожу уже в дорогущем платье. Пальто у меня не такое длинное, чтобы его скрыть… Да ещё и на занятиях не появлялась весь день. Что подумают наши завистнице и сплетницы, можно угадать и без чтения мыслей. Нет уж, всё равно паутинный шёлк не мнётся – возьму платье с собой, а повседневные вещи отправлю в общагу с посыльным. Лучше потерять деньги, чем нервы.