Вторая девушка стояла рядом и казалась продолжением золотого канделябра, на котором висела Лакшми. Пышные волосы почти сливались с телом, точно выточенным из гигантского золотого самородка. Девушка была высока, на ее идеально очерченном лице блестели ясно-сапфировые глаза. Единственным ее украшением была роскошная диадема, изображавшая огромную черную жемчужину в объятиях чудовищного золотого змея.
— Тхутмертари! — только и смог прошептать Тараск.
Чудесные рубиновые губки растянулись в жуткой змеиной усмешке.
— Ти-и-ише, Тараск, — зашипела золотоволосая красавица. — Я не сделаю тебе ничего дурного. Ты ответишь на несколько вопросов, и я уйду. Если же станешь дурить, ты и твоя девка покинете этот покой трупами.
— Вопросы? Какие вопросы? — пролепетал Тараск. У него не возникло и мысли оказывать сопротивление.
— В твоем зверинце имелась некая тварь ростом с лошадь, но с львиной внешностью и красноглазая, как демоны Преисподней?
— Д-да, б-был т-такой з-зверь, — запинаясь, пробормотал король.
— Где же он теперь?
— Его с-сожгли, п-принцесса.
— Сожгли?
— Н-ну д-да. Вернее, сожгли его труп.
— А труп зверя обнаружили, случайно, не в тот день, когда Конан-киммериец первый раз победил Великую Душу?
— Истинно так, госпожа. Труп обнаружили в разрушенном тоннеле недалеко от пещеры карлика.
Тхутмертари не смогла сдержать довольный смех. «Чему она так радуется?» — успел подумать король, Во его уже настиг следующий вопрос волшебницы:
— А теперь скажи мне, как назывался этот зверь!
— С-сурийский тигр, госпожа, если мне не изменяет память.
— Как он звался точно, ты, кусок немедийского дерьма?! — злобно зашипела красавица. И Тараск узрел, как из ее правого указательного пальца вытягивается длинный и тонкий кинжал.
— Сурийский тигр, сурийский тигр, госпожа, точно! — завопил немедиец.
— Точно сурийский тигр?!
— Точно так, клянусь Митрой!
После этих слов Тараска волшебный кинжал слегка полоснул по груди короля. Потекла кровь, но Тараск не смел двинуться с места. Округлившимися от страха глазами он глядел на стигийскую принцессу.
— Не смей при мне произносить этого имени, тварь! Сет — истинный бог!
И Тхутмертари сделала в воздухе знак змеи. Несчастная Лакшми отчаянно забилась, пытаясь освободиться.
— Клянусь Сетом, это был сурийский тигр, госпожа! — неожиданно бойко отрапортовал Тараск.
— Ну а теперь, ничтожная тварь, ты ответишь мне, откуда у тебя взялся этот самый сурийский тигр! И смотри, подумай хорошо, прежде чем ответить. Если ты соврешь мне, самые страшные демоны Преисподней до скончания времен будут терзать твою жалкую душу, а гнилую твою плоть я сама поджарю на медленном огне! Поджарю — и съем!
Вид принцессы и тон, которым она говорила, не оставлял сомнений: именно так она и поступит. Поэтому Тараск, сглотнув слюну, проговорил:
— Сурийского тигра мне продал маг из Нумалии, Лапинус.
— Лапинус, говоришь? А откуда он у Лапинуса?
— От отца, мага Парацельса. Этот самый Парацельс его, зверя этого, и создал. Мастер он был, этот Парацельс, разных демонов из обычных зверей сотворять.
— Тебе это Лапинус рассказал? Или, как его… Парацельс?
— Лапинус, госпожа. Парацельс, да хранит его Мит… да хранит его Сет, уже давно никому ничего не рассказывает. Разве что демонам в Аду…
— Что же с ним сталось? — наигранно удивилась принцесса.
— Сожрал его сурийский тигр! Собственного, значит, создателя взял да и сожрал… А Лапинус, значит, сын его, усмирил зверя заклятиями, да поздно было… В общем, не стал он у себя этого зверя держать и продал мне, значит…
— Лапинус усмирил зверя заклятиями, — заворожено повторила Тхутмертари и, внезапно подскочив к Тараску, расцеловала его. Немедийский король был холодным как лед. Или поцелуи волшебницы были горячи, как пламя?..
— Дорогой ты мой Тараск! — задушевно молвила девушка, лаская немедийца взглядом лучистых синих глаз. — Ты представить себе не можешь, какое счастье для меня слышать твои слова! За одно это я сохраню тебе жизнь… Хотя и не собиралась. Последнее ответь мне: где теперь этот самый Лапинус?
— В могиле, где ж ему еще быть, — вздохнул потрясенный король. — Покончил с собой отравленным кинжалом. Люди говорили, явилось ему какое-то жуткое видение насчет того дьявольского зверя, вот он и наложил на себя руки.