Дионию иногда казалось, что он похож на садовника: он бродил по земле, как по саду, внимательно вглядываясь в души каждого из живущих на ней, словно это были ростки. Именно тогда он заметил, что сияние вокруг людей может быть разным. Чем ярче была душа, тем лучше она утоляла голод — достаточно было протянуть руку.
Люди оказались интересными существами. Дионий вспоминал скучный серый мир Пустынных Земель и вечные стоны демонов — как это было не похоже на яркую, полную радостей и разочарований человеческую жизнь. Страсть, азарт, охота привлекали Диония. Он видел, как люди рискуют жизнью, видел, какая тонкая грань отделяет их от смерти, и невольно восхищался ими.
Но ему было не с кем состязаться в этом мире, кроме себя. И тогда он придумал игру, интереснее, чем шахматы, острее, чем охота на крупного зверя. Он дал людям правила и, назвавшись Властелином, запретил их нарушать. Пожалуй, это было наилучшей шуткой, на все времена. Никто, даже сам Дионий не мог предположить, чем все это обернется. Неразумный садовник случайно нашел чудесное средство для своего сада. Если человек следовал правилам, душа его сияла ярче. Если же нет — тускнела.
Никогда еще кот не играл так с добычей, как играл Дионий с человечеством. Ничего не было слаще, чем душа праведника, который оступился: нарушил заповедь или был подкуплен демоном…
Кольцо неожиданно дрогнуло на пальце Диония. По тонким нитям побежал иней. Это означало одно — добыча была рядом. Хищным взглядом Дионий вгляделся в перекрытия и этажи… вот оно! На балконе между девятым и восьмым этажом Дионий чувствовал движение, но почему-то ни малейшего проблеска, даже наитусклейшего, невозможно было разглядеть. Но именно туда тянуло Диония кольцо, и арктический холод, идущий от камня, покалывал его в том месте, где у человека находится сердце.
Не поднимая руки, Дионий резко распрямил пальцы, и тяжелый замок сорвался с решетки и грянулся о бетон ступенек.
Что-то неразличимое не сразу, но все-таки двинулось к лестнице, замерло на мгновение. Заскрипела решетка. Дионий упорно всматривался в пустоту перед ним. Он мог бы рассмотреть душу на другой стороне земного шара, если бы захотел, но сейчас он не видел того, кто приближался медленно, шаг за шагом, осторожно ступая по ступенькам.
Вот дверь на крышу распахнулась, и тускло мелькнул экран мобильного телефона. Из черного проема выступила худенькая светловолосая девчонка лет шестнадцати и нерешительно улыбнулась, оглядываясь.
Дионий подался вперед, и дождь ударил в лицо незнакомке. Она подошла к краю крыши, пройдя всего в двух шагах от демона, не видя его и сказала: «Как здесь красиво!».
Дионий вздрогнул — он знал этот голос. Помнил его.
Он медленно повел рукой, будто ловя невидимую пелену, укрывающую незнакомку. Прищурился и насторожился, ухватив тяжелую, неощутимую для простого смертного ткань и с силой отбросил ее в сторону.
Бело-голубое свечение, яркое, но не ослепляющее, окутало фигурку девушки, и она покачнулась, стоя на самом краю. Дионий стремительно проник в ее сознание, перелистал короткую человеческую жизнь и разочарованно отступил. В сиянии души, словно чернильные капли, расплывались его следы. Они вихрились и таяли, тянулись еле заметными нитями, постепенно истончаясь.
Порывисто вздохнув, сдерживая слезы обиды и ярости, девушка подалась вперед и закричала:
— Ненавижу!
Глава 3
В рабочей комнатке маленькой квартиры, находящейся в старой части Лондона, шла уборка. Хозяин в кои-то веки решил навести чистоту, и сотни книг вытаскивались из стеклянных стеллажей, стоящих вдоль стен, и складывались стопками на пол. Так как книги были в основном старинные, а многие и вручную написаны давно умершими людьми, пыли в комнате витало столько, что густой лондонский туман показался бы в сравнении с ним легкой полупрозрачной дымкой.
Все это сопровождалось непрерывным старческим причитанием, в основном — о собственном былом могуществе и теперешнем бессилии.
— Раньше я бы заставил слуг выполнять подобную грязную работу, а теперь слуги стоят дороже добротного бочонка вина. Мир скатился в невежественное равноправие, — ворчал старик. — Где второй том этой рукописи?! — он тряс в руках истрепанную книжонку с выцарапанным на коричневой коже названием «Натурфилософские вопросы».
— Насколько мне известно, Сенека не написал продолжения, — голос старика теперь звучал ниже, словно в комнате был еще один человек.