С глухим ударом лодка врезалась в прибрежные камни, меня по инерции сильно качнуло вперед, опрокидывая на спину. Наваждение исчезло, а из темноты вынырнул испуганный Пеклеванный:
- Серега, ты че?! А где Николаич?!
Я с трудом поднялся, вылез из лодки, сел на борт и начал:
- Два месяца назад, в субботу, рано утром ко мне заехал мой друг детства, Николай, Николенька...
Когда я закончил свой рассказ, Пеклеванный только развел руками:
- Ё-моё! Ну бывает же такое! Чего делать-то теперь? Мокруха получилась, если че - имей в виду, я ни че незнаю! Николаич заболел и свалил в Куртамыше, больше я его не видал! Слушай, а много денег будет, когда вы эти... ну, побрякушки старинные продадите?
Я пожал плечами:
- Наверное, много... Паганель говорил - это миллионы стоит...
- Ну гляди, Серега! Миллионы не миллионы, но тыщь на пятьдесят баксов я рассчитываю! Все, не хер сидеть! Давай, ящики грузим и валим отсюдава!
Я поднялся, мы вытащили груз на берег, оттолкнули уже примерзшую лодку, течение подхватило её и спустя минуту она скрылась во мраке...
Загрузили "Камаз". Пеклеванный запер кунг, мы залезли в холодную кабину, и тут мне на глаза попался портфель Судакова, лежащий на сидении.
- А ну, включи-ка свет! - скомандовал я водителю, отщелкнул замок и вывалил содержимое портфеля на разосланное на сидении одеяло.
Вещи, еда, полотенце... Рыба, купленная в Переволоках... Несколько печатей, подушечка для них, связка ключей, в одном я безошибочно узнал ключ от своей квартиры, и бумаги - три пластиковые папки с синим обрезом. Все, больше в портфеле ничего не было.
Я наугад вытащил из одной папки несколько листков - учредительные документы какого-то АОЗТ "Максуд", бланки, накладные, чековая книжка. В другой папке лежала та самая, уже знакомая мне карта, распечатанное на принтере описание кургана, сделанное Профессором, и деньги, доллары, тысяч пятнадцать, наверняка те самые, Николенькины...
Третья папка содержала одну-единственную бумагу, "Договор №...". Я вчитался в текст: "Данный договор, заключенный между охранной фирмой "Залп" с одной стороны, и АОЗТ "Максуд" с другой, о том, что...".
Вообщем, "Максуд" арендовал у "Залпа" машину, наш "Камаз", с водителем и охранником, для перевозки сельхозпродукции, на десять дней, и уплатил за это двадцать миллионов рублей. От "Залпа" договор подписал Гречников, от "Максуда" - какой-то Логинов М.К...
Я сложил все Судаковские вещи назад, оставив только уже проштампованную накладную, в которой надо было лишь проставить число, договор, и деньги.
- Делить будем? - тревожно спросил водитель, жадно поглядывая на пачку долларов у меня в руках. Я молча отсчитал семь с половиной тысяч, протянул Пеклеванному, вылез из машины, сунул в портфель пару тяжелых голышей, раскрутил его, и уже собирался метнуть в реку, как сзади раздался голос водителя:
- Стой! Лучше сожги!
Я повернулся. Он подбежал ко мне, запыхавшись:
- Вдруг случайно кто выловит! А после огня один пепел остается! Давай, я солярочки плескану!
Мы сожгли портфель со всем содержимым, Пеклеванный ногой разметал пепел и золу, а металлические застежки портфеля запиннул в воду.
- Все, теперь ништяк! Ну, поехали, что ли?
Мы залезли в кабину, а я все думал - уж очень знакомая фамилия Логинов!
Стоп! Логинов... Логинов! М. К. - Максим Кузьмич! Это же Паганель!
Я окончательно запутался. Пеклеванный, с тревогой глядевший на меня, вопросительно мотнул головой, мол, чего ты?
- Получается, что машину у "Залпа" арендовал Паганель... - вслух сказал я, закурил, и начал рассуждать дальше: - Мы забираем в Ряжске сотрудника этого АОЗТ, который оказывается Судаковым, и едем за сокровищами, оставшимися в кургане... То есть Паганель отправляет Судакова за ними! Выходит, с самого начала за всем этим стоял Паганель, который был в сговоре с убийцей Судаковым! А "Максуд" - это Максим и Судаков!
Я почувствовал себя очень плохо - добряк археолог, нелепый, неуклюжий, всегда бодрый и веселый Паганель - главарь мафии, убивающей археологов и присваивающей их находки! Как-то не вязалось все это - ведь он лазил с нами в овраг, отсасывал яд из раны у Бориса, а как искренне он переживал смерть Леднева и увечье Профессора! Неужели все - игра, заранее разработанный план, гарантирующий стопроцентное алиби?!
И если так, выходит, что у них все бы и получилось, не окажись случайно нанятым охранником я! Или не случайно?
Пеклеванный завел двигатель, прогрел его, мы развернулись и поехали назад, к Куртамышу, а я все думал, размышлял, прикидывал и так, и эдак, невольно проникаясь опасливым уважением к замыслам Паганеля. Такой бы ум да на хорошие дела!
* * *
Пеклеванный гнал "Камаз" всю ночь, и лишь доехав до Челябинска, остановился поесть и поспать. Дорогой мы почти не разговаривали - я, механически глядя на летящую за окном тайгу, все вспоминал, взвешивал, раскладывал по полочкам события двухмесячной давности, а Пеклеванный, по моему, просто боялся лишний раз заговорить с "мокрушником".
Проспали мы до двенадцати дня, вернее, спал только водитель - я как не старался, но уснуть так и не смог - меня страшила даже сама мысль о том, что я во сне нечаянно смогу положить руку или ногу на то место, где в течении двух с лишним суток сидел Судаков...
Было мне очень скверно - я как-будьто заболел, а может так оно и было, меня знобило, то ли от холода, то ли ещё от чего...
Когда тронулись дальше, Пеклеванный, с тревогой посматривающий на меня, вдруг протянул руку и потрогал мой лоб:
- Серега! Да ты горишь весь! Ты че, в натуре, заболел?
Я пожал плечами.
- Ты давай эта... Долбани водяры, закутайся - и спать! Носки шерстяные взял в запас? Ну, вот, разуйся, одень носки - и давай, отбой!
Я вытащил из сумки водку, одеяло и носки, связанные мне мамой - белые, с коричневой коемочкой. Почему-то вид этих носков совсем выбил меня из колеи - знала бы мама, когда вязала, что её сынок оденет носки через двенадцать часов после того, как совершит убийство!
Я и вправду весь горел, поэтому мысли мои, что называется, "... и путались, и рвались.". Выпив грамм сто пятьдесят водки из пахнущего пласмассой термосного стаканчика, я завернулся в одеяло, скрючился на сидении и спустя пять минут ухнул в черную яму сна...
* * *
Совершенно не помню, как я спал, но проснувшись уже за Уфой, под вечер, я сразу почувствовал, что заболел. Правда, алкоголь убил основную массу бактерий и температура спала, но все равно - болела башка, нос был напрочь забит, а горло ссаднило.
- Ну че? - повернулся ко мне Пеклеванный: - Оклемался маленько? Нас тут останавливали, под Уфой, я думал - все, капсздец! А ни че, бумаги проканали за настоящие, даже кунг не просили открыть!
Мне было плохо, да вдобавок испытывалось сильное давление на мочевой пузырь.
- Останови... - попросил я, и не услышал собственного голоса, а гортань отзывалась вспышкой боли.
- Че, совсем плохо, да? - участливо покивал головой Саня. Я только утвердительно наклонил голову, поморщившись.
Мы остановились, сбегали в кустики, причем меня ощутимо пошатывало упадок сил!
- Серега! Я гляжу, ты ваще скис! У меня тут, в Октябрьском, подруга живет! Давай-ка зарулим, подлечишься! - Пеклеванный с явной тревогой смотрел на меня, скорчившегося на сидении.
- Саня, водку я больше пить не буду!
- Дурак, при чем здесь водка! Гулька медсестрой в поликлинике работает! Она тебя в момент на ноги поставит!
Октябрьск, небольшой, уютный, зеленый городишко, чем-то неуловимо похожий на мой родной город, открылся нам часа через два.
- Только бы мужик у неё свалил! - вдруг сказал Пеклеванный, что-то подсчитывающий в уме.
- Так твоя медсестра замужем? - усмехнувшись, хрипло спросил я.
- Ну да! - беззаботно кивнул водитель: - Мужик её по месяцу на полуостров Ямал летает, нефтяник он, вахтовик! Ну, я как эти места проезжаю, обычно в курсе, на севере он или нет - считать-то легко, месяц четный, месяц не четный... А тут, летом, он отпуск брал, а у них, вахтовиков, которые в Заполярье летают, отпуска не нормальные какие-то месяца по три! Ну, весь график мой и сбился! Поэтому, если что, то просто дальше поедем, нефтяники, Серега, они - народ горячий!