- Наверное, мне очень хотелось попасть в безопасное место. Но как он сработал тогда, и почему бы нам сейчас не попробовать его использовать?
- Рискну предположить, что тогда на нем были ещё и травы.
- Я не помню, но возможно, когда я сжимала его в руке, я чувствовала, что-то хрупкое, может, это и была та трава.
- Я думаю, – Осберт с трудом оторвался от созерцания амулета, после чего спрятал его за пазуху, – что мы все ошибались изначально. Амулет был использован случайно, скорее всего Айлуфой. Видимо, она люто ненавидела своего господина, или вообще всех людей и прокляла замок, сама того не желая.
- Она же и стала жертвой собственного проклятия, – кивнул священник.
Мабель нахмурилась, пытаясь припомнить последние слова безумной служанки. Ей казалось, что она и сейчас слышит ее надтреснутый голос: “Я сделала то, чего хотела. Они придут за ним”.
- Она знала,. – девушка прервала беседу между Осбертом и стариком,. – Она говорила,что хочет отомстить.
- Глупости, – махнул рукой рыцарь, – ничего эта старая дура не знала. Просто вообразила, что ей с неба упало могущество, которое она якобы вымолила.
- Кто знает.. .- задумчиво произнес священник,. – может, она в безумии своем и впрямь смогла что-то сообразить? Нужную травку же она подобрала.
- Вряд ли она ее специально подбирала. Просто утащила у послушницы из сумки первое попавшееся.
Вот после того разговора рыцарь и стражник обыскали весь замок, проверили всё сухие и свежие травы, какие могли найти и испробовали все, что только можно было. За эти несколько дней не появилось ни одной достойной мысли. Они зашли в тупик, и это привело к тому, что Мабель целыми днями плакала, священник придумывал все новые способы обмануть амулет, стражник от всех шарахался, а сам рыцарь испытывал непреодолимое желание нализаться с горя.
Воспоминания немного успокоили Осберта. Он открыл глаза, пытаясь понять, какое сейчас время дня и что происходит.
Не так давно им удалось обнаружить следы пребывания остальных в замке, что, с одной стороны, добавило рыцарю забот, но с другой стороны, не особо и мешало. Он все ещё расчитывал в самом скором времени оказаться единственным, кто сможет использовать волшебную силу амулета.
Ле Дюк сел, стараясь удержать вместе обе половинки головы и не дать ей развалиться. Первым, что он увидел, был Андрэ, стоявший на страже. Мабель спала, по обыкновению, свернувшись клубком, и рыцарь вдруг ощутил желание взять ее за горло и держать, пока она не перестанет трепыхаться.
Он никогда не считал себя жестоким, но последние дни знатно изменили его отношение к Мабель. “Девушка может быть опасна”, мрачно твердил он себе, “вспомни ее всплеск ярости”. Когда мы выберемся отсюда, уж и не знаю, с помощью Бога или дьявола, ее придется долго учить, что и кому можно говорить. Впрочем, тогда у меня будут неограниченные возможности, и она будет об этом знать. Можно будет вообще сделать эту капризную дуру безголосой, чтоб ничего сказать не могла”. Помечтав немного о том, как он распорядится неограниченной силой в самом скором времени, ле Дюк сполз с кровати и привел себя в более-менее достойный вид.
Сколько же он вчера выпил? И не понадобится ли сегодня вновь выйти за припасами?
От размышлений его отвлек тихий стон со скамьи девушки. “О дьявольщина”, – подумал Осберт, – “она опять принялась за своё.”
Он умылся, отпустил стражника на отдых и даже попробовал что-то съесть, пока девушка всхлипывала под тонким одеялом.
Амулет Осберт надел на шею, и сейчас бездумно играл с ними, вытаскивая и засовывая свёрток за пазуху. Мысли его текли лениво. Перед его глазами внезапно пронеслось лицо Доминики, и на губах рыцаря заиграла улыбка ,которую можно было бы назвать мечтательной, не будь она столь жестокой.
Тогда, в лесу, страдая от похмелья, он притворился, что ему совсем плохо, и пока послушница беседовала с папашей Мабель, ловко спрятал в сумке Доминики амулет. Знать бы, что так все обернется, он действовал бы по-другому. Эх, надо было ковать железо, пока было горячо. Ведь он же видел, как Доминика смотрит на него, ещё там, на турнире, когда он пришел в лекарскую палатку с каким-то пустяковым ранением, просто чтоб придумать, как бы ему передать амулет старому священнику. Перевязывая ему кисть, девушка трогательно покраснела. Да уж, с женщинами ему, как правило, везло, тут папенька подсобил, да и внешностью господь не обидел. Даже в Палестине, где разыскать чистую и сговорчивую девицу было сложнее, он не страдал от одиночества. Впрочем, тамошние женщины ему всё равно меньше нравились. Вначале новизна ощущений пересиливала некоторую брезгливость, а потом пресыщенность заставляла его испытывать отвращение.
Он мысленно вернулся ранее, в тот страшный день, когда король Ричард продемонстрировал ему свою власть и силу. Бедняга шут не знал, что его хозяин тогда был унижен намного сильнее. А самым страшным была беспомощность.
“Какая-то странная власть есть у этой, в сущности, бесполезной вещи”, – думал рыцарь, поглаживая свёрток пальцем, почти лаская его. – “Ведь он исполняет далеко не все, да и условий для его работы слишком много. Зачем вообще Саладин отдал его королю? Султан никогда не считался дураком, да и обстоятельства были странными. И главное, почему Ричард не колдовал сам? Зачем сделал то, что сделал со мной и Хамоном? Нет ли у амулета дополнительных требований, которые мы, в скудности ума, не видим?”.
Перед глазами рыцаря снова встала послушница. “Вот вроде она и не такая молодая, как Мабель, и не яркая, но по всему даст той сто очков вперёд. Одно плохо – слишком уж неприступная, да и излишне самостоятельная. Недаром сказано в писании – “жена да убоится мужа своего”. А так как мужа у нее нет и быть не может, ей и бояться некого. Хотя… Если бывает божья невеста, почему бы не быть божьей жене?”
Размышления о Доминике привели ле Дюка совсем не туда, куда он метил изначально.
Он внезапно понял, что может и, главное, хочет установить свою власть над Мабель иным способом.
Осберт подошёл к постели девушки и присел рядом. Та уже не всхлипывала, а просто лежала, уставившись в потолок.
“Тупая курица!” – с неудовольствием подумал он, ощутив нарастающее возбуждение.
- Мабель! – позвал он, выдернув девушку из сна наяву.
- Что, сударь? – она сделала над собой усилие и села.
- Вы знаете, любовь моя, что в этом замке вы остались последней из женщин?
- Нет…- ее губы вновь задрожали. – А как же Доминика?
- Она послушница, а вскорости и монашка, да и жива ли она? Очень вряд ли, мы уже какое-то время не видели никого из тех…
- Тех, кого вы бросили в подвале? – колко спросила девушка.
- Тех, кого мы принуждены были оставить, ради того, чтоб спасти вас, милая! – он ласково провел пальцем по ее щеке, но девушка отшатнулась.
- И так как вы, как я сказал, истинная Ева, то должны, так сказать, воодушевлять на подвиги того, кто неустанно печется о вашей безопасности, и охраняет остальных от чудовищ!
- И… и что я должна делать, чтоб вас воодушевить ? – в ее глазах мелькнул страх.
- Сударыня, я и не знаю, как сказать вам, чтоб не оскорбить ваши нежные ушки тем, что ханжи и невежды называют… ммм, “любовью ради любви”.
- Простите, сударь, – девушка встала и рыцарю пришлось последовать ее примеру, – я надеюсь, что я васм не правильно поняла.. вы предлагаете мне стать вашей любовницей?!
- Почему же любовницей, – он изобразил оскорбленное достоинство, – я предлагая вам стать моей женой. Впоследствии, после того, как мы выберемся отсюда.
Голубые глаза девушки удивлённо расширились.
- Простите, сэр Осберт, я, видимо, плохо расслышала. Вы предлагаете мне руку и сердце здесь?
- И даже сейчас. Не все ли равно, дорогая, когда будет заключён брак? – он обнял ее, невзирая на то, что она стояла, как безвольная кукла и никак не отвечала на его прикосновения.
- Но погодите... – осознав, что ее самым бессовестным образом лапают, девушка сделала слабую попытку оттолкнуть мужчину.