В будущем, кроме прочих своих преступлений, я должен был проклясть того, кто после смерти стал бы близким другом моего спасителя-синигами. Я умертвил бы мальчика особо циничным способом — нанеся на тело тринадцатилетнего подростка знаки тёмного заклинания, которое сработало бы три года спустя, уничтожив мою жертву шестнадцатилетним юношей. И даже став Богом Смерти, несчастный не перестал бы страдать, ибо проклятие на его теле нигде и никогда не дало бы ему покоя. И подобное я бы сотворил с ним, по предположению Тацуми, даже не за то, что мальчик случайно стал свидетелем одного из моих убийств, а лишь за то, что он слишком напоминал меня самого в юности. Моя психическая болезнь привела бы именно к тому, что я и себя начал бы ненавидеть тоже.
Ложь. Я бы не стал убийцей. Да, у меня скверный характер. Я придирчив, холоден, нетерпим, но … Я врач и призван спасать жизни!
Впрочем, когда у человека развивается тяжёлая психическая болезнь, то на её фоне происходит необратимая деформация личности… Неужели правда?
— В текущем ответвлении времени юноша жив, — успокоил меня Тацуми, — Хочешь знать, кто это? Ведь ваши пути, как ни парадоксально, опять пересеклись. Юношу, проклятого тобой в той жизни, звали Хисока Куросаки.
Невероятно. Тот самый безнадёжный пациент, которому я вчера делал операцию!
— Вот твои руки и чисты, Мураки-сан, — усмехнулся Тацуми, наблюдая за моей реакцией. — Ты сохранил человеку жизнь вместо того, чтобы уничтожить его. Ты свят, как божий агнец. На твоем счету лишь добрые дела, но я прекрасно помню и тот вариант развития событий, когда весь наш отдел в Мэйфу не мог ничего с тобой поделать. Мы, синигами, не могли справиться с обычным человеком, чей путь был устлан кровью и телами погибших жертв, взывавших к небесам о возмездии. Но надо отдать тебе должное, даже будучи жестоким убийцей, ты продолжал спасать жизни на операционном столе. Видимо, не все светлое в тебе было уничтожено безумием.
Совершенно определённо, Тацуми ненавидел меня.
— По-вашему, я обязан нести ответственность за преступления, которые не совершил, поскольку в данной версии реальности не безумен? — саркастически поинтересовался я.
Тацуми безнадежно махнул рукой.
— Отдайте талисман. Это всё, о чём я прошу. Ради этого я отправился в прошлое, ради этого мой хороший друг позволил мне разрушить его уникальное изобретение, которое не было закончено и не могло на момент моей отправки полноценно функционировать. Машина больше не будет никогда восстановлена, а я продолжу скитаться по Земле до тех пор, пока не найду способ освободить душу другого моего друга.
— Как его звали?
Тишина.
— Господин Тацуми, это не праздное любопытство. Я хочу знать его имя.
— Ваша просьба толкает меня на предательство …
— Бросьте. Я не чёрный маг. Что я сделаю плохого его душе?
— Вы достаточно плохого сделали ему в той жизни.
— Знаете, господин Тацуми, в архиве моего деда хранится старая медицинская карта 1925 года с фотографией молодого человека, чьи раны затягивались с невероятной скоростью. Его привезли в больницу с амнезией в тяжёлом состоянии, практически при смерти, но его раны вскоре исцелились сами по себе. Избежав смерти, юноша начал страдать депрессией. Он ни с кем не разговаривал, много раз пытался резать себе вены, но они каждый раз зарастали на глазах у изумлённых врачей. В конце концов, он умер, но его тело загадочным образом исчезло. Мой дед так и не сумел выяснить причину столь стремительной регенерации его органов, так же как ничего не выяснил о его прошлом и о причине депрессий. Но когда я взглянул на фото, откопав ту медицинскую карту в доме моего отца несколько лет назад, я был действительно потрясён … Господин Тацуми, показать вам фото?
— Не надо, — глухо прошептал синигами, отводя взгляд.
— Это был он?
— Да.
— Я и не сомневался. Тогда он ещё являлся человеком?
— Покаявшимся грешником. Его не взяли небеса, но не забрал и ад, так как за миг до смерти он искренне раскаялся в своих деяниях. Он считал, что недостоин существовать, ведь в нем текла чужеродная кровь. Он был сыном женщины и демона. В нем жили две личности: одна, доставшаяся от демонов, холодная и жестокая, а вторая — невероятно добрая и человечная. Он сумел, в конце концов, навсегда избавиться от первой, однако вторая его часть продолжала казнить себя за совершённые преступления, пусть они и свершились в состоянии аффекта. Думаю, именно потому он пытался понять тебя, наверное… В отличие от нас… Не знаю, чёрт побери! — Тацуми всё-таки не выдержал и грохнул по столу кулаком. — Чего ты от меня сейчас хочешь? Говори!
— У меня три требования, — сказал я, поняв, что больше он не будет торговаться. — Первое. Назовите его имя. Немедленно. Второе. Я еду с вами в тот день и в то место, где, по-вашему, возможно освободить душу из амулета. Третье. До этого дня — а вы можете быть уверены, я никуда не сбегу — вы прекращаете свою нелепую слежку. Я, наконец, хочу пожить спокойно, не ощущая затылком чей-то давящий взгляд.
— Вы отдадите мне амулет?
— В тот самый день и в том самом месте. Я отдам рубин при условии, что вы позволите мне поговорить с вашим другом. Если его душа действительно всё ещё в амулете.
— Зачем?!
— Просто хочу задать несколько вопросов. Это возможно?
— Разумеется. Если извлечение пройдет успешно, вы увидите его.
— Имя.
Он колебался, тянул время.
— Имя! — жёстко потребовал я и добавил. — Бросайте ваши штучки. Я догадываюсь, почему вы молчите. Думаете солгать? Я почувствую. У меня невероятная интуиция, поверьте.
— Я вас ненавижу, Мураки, — честно признался он.
— Верю. И даже могу предположить, почему. Вам отлично известно, что ваш друг отправился сюда не потому, что собирался спасти моих будущих жертв или по иной причине. Он пришёл из-за меня. А сейчас вы не хотите мне дать даже малейшей возможности поговорить с ним. Ведь если не знать имени, побеседовать нельзя, не так ли?
— Пообещайте не использовать вашу власть как хозяина талисмана, чтобы удержать его душу около себя или как-то иначе подчинить себе его волю! Клянитесь всем, что вам дорого на свете!
Я усмехнулся.
— Мои планы не идут так далеко. Я просто хочу поблагодарить его… Хорошо — клянусь! Я не сделаю ничего из вышеперечисленного.
Тацуми понял, что я не оставлю его в покое.
— Его звали Асато, — вымолвил он, и в голосе я услышал надрывную боль и бездонную нежность одновременно.
Мужчина выдохнул фразу почти, как в молитве. Поддельное имя он бы не произнес с таким чувством.
— Асато-сан, — повторил я эхом, пробуя имя на вкус.
И снова ощутил лёгкий аромат корицы и мандаринового сока на губах.
— Просто — Асато? — лукаво прищурившись, уточнил я, аккуратно поправляя складку на скатерти.
— Прос…
— Неправда, — перебил я, даже не дав возможности договорить слово. — Так мы не сдвинемся с мёртвой точки, и наша сделка не состоится.
Он молчал.
— Господин Тацуми. В моих руках все козыри, признайте же это, наконец, — тем же вкрадчивым тоном продолжал я. — Вы исполняете свою часть сделки — я исполняю свою. Чего проще?
Синигами побледнел, опустил голову и прошептал едва слышно.
— Асато Цузуки.
По тому, какое невероятное тепло разлилось в моей груди, я понял: он не солгал.
— Очень хорошо. А теперь мы расстанемся. До того дня. Если вы выполните и два других условия, талисман ваш. Совершенно бесплатно. Душа вашего друга обретёт, наконец, свободу.
Тацуми встал с места и растворился в воздухе. За секунду до исчезновения я заметил за спиной его полупрозрачного силуэта два чёрных крыла.
Глупо было пытаться спрашивать у Тацуми, почему синигами умирают, если убьют человека ради спасения кого-то. Или почему в данном случае душа Бога Смерти оказалась заточена внутри кристалла? Равно нелепо было выяснять, как иначе можно пользоваться силой талисмана.